Пять ран Христовых. Юлия Викторовна Ли-Тутолмина

до путников, но Мадлен до того сильно устала, что ничего не слышала и не видела перед собой, механически следуя за цыганом, точно автор «Божественной Комедии» за Вергилием.

      А тот пристально оглядывался с видом, будто не знал куда идти, то и дело останавливался, чтобы рассмотреть висящий на суку красный лоскут, или приседал у какой-нибудь поросшей мхом кочки, скошенным взором наблюдая, с какой радостью Мадлен припадала к гладкой коре бука, дабы перевести дух.

      Дождь перестал наконец лить, как из ведра, грозные тучи, истратив все силы, не устояли перед упорными лучами солнечного света, уже дважды выбиравшимися наружу и освещавшими зелень леса.

      – Мы пришли, – заявил Гарсиласо. – Но, перед тем как показаться табору, хочу, чтобы ты выслушала меня. Я о вчерашнем фокусе, милая моя. Здесь просто так не сойдет тебе подобное с рук. Будь крайне осторожна. Молчи, не мозоль никому глаза, держись подле меня и не вздумай рассказывать, кто ты есть на самом деле. Твое имя отныне – просто Серафим, без «де», «фон» и всяческих приставок, фамилий и родословной. Ты будешь заниматься тем же, что и твои соплеменники: даже самой грязной и мерзкой работы здесь не чураются. Это мои владения, и только моим законам необходимо подчиняться. Одно неловкое движение, и я поступлю с тобой точно так же, как с сержантом.

      – Не очень-то учтиво, мессир Гарсиласо. Там у ворот Пор-Рояля вы были более радушны, когда звали меня с собой, – проговорила Мадлен, подивившись внезапной перемене в его тоне.

      – Радушие в цыганском понимании так и выглядит, – ответил он и, не добавив более ни слова, выхватил из-за пояса нож. Мадлен оцепенела. Цыган сорвал с нее насквозь промокшую накидку и высвободил волосы. Тяжелые мокрые кудри рассыпались по плечам и спине.

      Он бесстрастно обхватил волосы свободной рукой, отделил от общей массы прядь с макушки и безжалостно отсек ее.

      – Что вы делаете? – вскричала девушка, мгновенно забывая об усталости.

      Гарсиласо усмехнувшись, спрятал золотистую прядь за пазуху.

      – На память о вас, моя прекрасная дама.

      – Вы безумец! – Мадлен бросилась к ручью, дабы удостовериться, что он не слишком сильно изуродовал ее. Коротенькие кудряшки смешались с длинными, и, благодарение богу, трудно было предположить, что только что совершен сей страшный акт вандализма.

      – О нет, я, как раз напротив, единственный из нас двоих, кто не выжил из ума. Отсоедини короткие пряди, а длинные, как и прежде, заплети в тугую косу, которую спрячь за колет вдоль спины. Ради собственной безопасности.

      Мадлен в недоумении не нашла, что ответить, но дрожащие руки ее потянулись к затылку. Через несколько минут, глянув в ручей, она была вынуждена признать – Гарсиласо непревзойденный мастер на подобные трюки, ибо из нее вышел довольный премилый юноша с пушистыми кудрями до плеч. Теперь не придется обматываться воротом накидки до самого подбородка.

      Тот вновь усмехнулся и направился вдоль журчащего ручья. Мадлен