Молодость Мазепы. Михайло Старицький

еще пришли скатерщики и ткачи, хотят сдать работу и получить новую пряжу.

      – Зови всех их сюда, – заговорила веселее гетманша, заинтересовавшись сообщением покоевки, – да пусть и работу несут сюда.

      Девушка вышла и через несколько минут возвратилась в сопровождении трех женщин и двух мужчин.

      Вошедшие остановились у порога, низко поклонились гетманше и пожелали ей доброго здоровья.

      – Спасибо, спасибо, – ответила приветливо гетманша и обратилась к пожилой женщине, повязанной намиткой. – А ну-ка, Кылыно, покажи, что ты там хочешь сделать с ковром?

      – Да вот, ясновельможная, не знаю, какие обводы ему дать, какие ее мосць больше понравятся? Горпына, Хвеська! Распустите «кылым».

      Девушки, державшие ковер, встряхнули его и, поднявши высоко, распустили перед гетманшей.

      – Ох, лелечки, – вскрикнула с восторгом Саня, – да какой же он прелестный, да какой яркий!

      – Тебе так нравится, – улыбнулась гетманша, – ну, так постой, мы тебе его в приданое дадим, ищи только жениха хорошего, справим «весилля», да повеселимся вволю!

      – Эге, эге, – подтвердила старая Килина, – вот скоро минут Петровки, тогда и за «весиллячко». Пора уже, пора! Да и женихов нечего искать, сами придут, – дивчына, как зрелое яблочко.

      Старики, пришедшие со скатертями и полотнами, также почтительно подтвердили это мнение.

      Саня застыдилась; девчата рассмеялись; все собеседники и сама гетманша оживились. Пошли шутки и смех. Сане подбирали разных женихов. Гетманша уверяла, что мурза просит гетмана, чтобы он окрестил его и дал ему «пид зверхнисть» казацкий полк с «чорнявою» полковницей в придачу, а мурза гетману первый друг…

      Саня отказывалась от мурзы, гетманша настаивала на том, что Саня не смеет отказываться от случая спасти хоть одну поганую душу.

      – Да постойте, может, найдется панне и лучший жених, – отозвался старый ткач, принесший гетманше на показ тонкие скатерти, – в городе говорят, что въехал сегодня полковник Богун.

      – Богун?! – вскрикнула в изумлении гетманша. – Так он жив и здоров, вот уж не думала! Ведь он, говорят, после Переяславской рады совсем куда-то ушел.

      – А вот теперь приехал, слышно, хочет у гетмана под булавой служить.

      – Славный лыцарь, что говорить, славный на всю Украину, – покачала головой баба, – только он не такой… ни на дивчат, ни на молодиц никогда не посмотрит! Хоть самую первую «кралю» посади перед ним, а она ему все, равно, что стена.

      – Что ж это, над ним заговор какой? – спросили разом и гетманша, и Саня.

      – Заговор, заговор; говорят, он любил одну дивчыну, а она и скажи ему: «Поклянись ты мне, голубе мой, вот на этом святом кресте, что ты, кроме меня, никому своего сердца не отдашь». Он поклялся, а крест-то у ней не простой был, а с мощей святого угодника. Вот дивчына вскорости после того умерла, а он с тех пор никого и не может полюбить. Так ни одной женщины и не знает.

      – Вот кого любопытно посмотреть! – вскрикнула с загоревшимися глазками гетманша, – неужели таки ни одной женщины