Молодость Мазепы. Михайло Старицький

глаза.

      – Разве татарская стрела уже стала изменчивее польской карабелы?

      – Кто говорит! – воскликнул Дорошенко, – казацкая шаблюка сдружилась на веки с татарской стрелой! Но если я брошусь на левый берег только с татарами, и Польша, и Москва сочтут меня бунтовщиком и вышлют против меня союзные войска.

      – Да, если ты будешь один, но если за твоими знаменами будет стоять светлая тень падишаха, клянусь гробницей Магомета, у них остынет охота покидать свои жилища. Я знаю, – продолжал он дальше, – ты хочешь соединить оба берега большой реки и стать самовластным королем, но, яркая звезда востока, если ты будешь торопиться, тебе не удастся никогда этого сделать. Когда деревцо еще молодо и некрепко, его привязывают к твердому стволу, чтобы буря и ветер не сломили его и не вырвали с корнем. Могущественнее Высокой Порты нет ни одного государства на земле, народы, поклоняющиеся тени падишаха, равны песку, покрывающему морское дно. Ее тебе удастся отбить левый берег, Польша никогда не допустит, чтобы Украина возвысилась и стала отдельным королевством. Того же не допустит и Москва. Не Польша ли приглашала нас тайно ударить на вас, когда искала мира с гетманом Богданом? Она станет ласкать татар и зазывать нас на ваши земли. И что же? Татарам нужен корм, без война наш народ обнищает. Хотя сердца наши лежат рядом с твоим, но в бурю и река идет против течения. Если же будешь нам братом, мы всегда найдем пастбища своим коням и на польской и на московской земле.

      – Пусть поразит меня первая стрела в битве, если я обращу когда-нибудь клинок своей сабли к границам вашей земли, – воскликнул искренним тоном гетман, – ничто не нарушит моей дружбы с вами!

      – Клянусь пророком, – ответил татарин, – всегда являться первым на твой зов. Ты спас меня из плена, – сердца наши сплелись навеки, но я хочу, чтобы и корни наших народов сплелись так тесно, чтобы никакая буря не могла разорвать их. Теперь пока прощай.

      – Ты уходишь?

      – Я хочу приказать моим людям готовиться к отъезду.

      – Неужели же ты решил уже покинуть нас?

      – Завтра, после ранней молитвы, мои кони выступят из Чигирина.

      – Конечно, все старанья наши были тщетны, чтоб заменить тебе в нашем замке роскошь бахчисарайского дворца, иначе ты не покинул бы нас так скоро.

      – Йок пек, – только в садах Магомета я ждал бы лучшей услады; Аллах даст мне случай отплатить тебе и за твое гостеприимство, и за твое великое дело. Но теперь я должен спешить, уже луна меняла три раза свой вид с тех пор, как я прибыл в твой замок; меня ждут в моих улусах. Помни же слово мое.

      – Я схоронил его у себя на сердце.

      – Как пыль подымается при первом дуновении ветра, так да подымутся все мои полчища при первом слове твоем!

      – Как еж подымает свою щетину, так выставим мы все свои «спысы» на твоих врагов, – ответил с чувством гетман.

      – Барабар! – оскалил мурза свои белые зубы и ударил палец о палец, затем встал и, приложив руки к сердцу, поклонился гетману и вышел