Соль, чай и наследование престола. Строфа Вольная

и удаляющихся, и вдруг вспомнил последнюю фразу из секретного письма Тоцзиня: "Беда от иностранцев не в крепких кораблях и острых пушках, а в разложении сердец людей."

      Снежная ночь становилась все глубже, свечи в Южной библиотеке одна за другой гасли. Император Цзяцин стоял один у окна, глядя на снег, который все толще ложился на глазурованную черепицу, и в забытьи чувствовал, что этот Запретный город тоже похож на тайную комнату соляного управления – снаружи величественный и пышный, а внутри неизвестно сколько скрывается невидимых дел. А угасающий уголь в жаровне у стены безмолвно рассказывал о холоде этой империи.

      Третьего дня двенадцатого месяца двадцать первого года правления Цзяцина, на озере Шоусиху за городом Янчжоу стоял тонкий лед, холодный ветер нес снежную крошку над местом казни. На временно построенном помосте для надзора за казнью Тоцзинь и Ли Гуй стояли в черных мантиях, нашивки с изображением питона развевались на холодном ветру. Внизу толпился народ, выдыхаемый белый пар смешивался с запахом крови, поднимающимся с места казни.

      В три четверти часа Сы, внезапно прозвучали три удара барабана, зовущего души.

      "Тишина!" Помощник министра юстиции развернул ярко-желтый императорский указ, его голос пронзил пронизывающий холодный ветер. "По велению Неба, указ гласит: бывший губернатор Цзянсу Лян Вэньюань, соляной управляющий Чэнь Дэчан и другие семь человек, виновные в коррупции и злоупотреблении служебным положением, в сговоре с иностранцами, совершили тяжкие преступления. Приказывается немедленно казнить их, чтобы послужить предостережением! Так повелевает император!"

      Толпа заволновалась, шепот, как прилив, прокатился по месту казни. Тоцзинь смотрел на Лян Вэньюаня, стоявшего на коленях у столба для казни – этого ученика, на которого он возлагал большие надежды, теперь с растрепанными волосами, в грязной тюремной одежде, совершенно не похожим на того энергичного человека трехлетней давности. Лян Вэньюань вдруг поднял голову, сквозь летящий снег встретился взглядом с Тоцзинем, и в его глазах мелькнула сложная улыбка.

      "Время пришло!"

      Палачи, ступая по снегу, подошли и высоко завязали косы семи приговоренных к смерти. Главным палачом был здоровяк с полным лицом, он достал из-за пояса тыкву с вином, сделал большой глоток, и вино стекало по его узловатой бороде на сверкающий в холодном свете меч с головой демона. В лезвии отражались испуганные и возбужденные лица людей, кто-то сжимал кулаки, кто-то закрывал лицо и всхлипывал.

      "Подождите!"

      Резкий крик нарушил гробовую тишину. Толпа автоматически расступилась, и несколько рыжеволосых голубоглазых иностранцев в сопровождении стражников ворвались на место казни. Главный миссионер размахивал Библией, крича на ломаном китайском: "Вы не можете их убить! Эти люди – друзья Британской империи!"

      Тоцзинь резко встал, его чиновничьи сапоги тяжело стукнули по помосту для надзора за казнью: "Дерзкие безумцы! Осмелились устраивать