Унция. Андрей Морсин

его успеха. Но, давая пространные интервью о чудесах, окружающих людей в повседневном мире, Октавиан так никому и не открыл, что беспрестанно думает о девочке с радужной улыбкой и все свои экспромты неизменно посвящает ей одной. Ведь это её сияние, путешествуя через океан, переходило во всё, к чему он прикасался.

      Глава 7

      Пока профессор Пуп поправлял здоровье на водах Карловых Вар, благотворители перевезли лабораторию в швейцарские Альпы. Общество даже приобрело старинный орган, на котором, по заверению знакомого фальцета из телефонной трубки, некогда играл сам непревзойдённый Иоганн-Себастьян Бах.

      «Играл и руками, и ногами! – довольно пищал далёкий абонент. – Причём ногами сучил, как сущий дьявол!»

      К новому месту Якоба доставил дирижабль, а сопровождала его женщина необыкновенной красоты, назвавшаяся Мединой.

      – Патрон летит с нами, – она играла с ручной игуаной. – Только в полёте ни с кем не разговаривает.

      – Ах, так господин Жабон тоже здесь? – обрадовался профессор. – И как только мы разминулись!

      – Жабон? – красотка взглянула с удивлением.

      Пуп выбросил руку, ловя пролетающую мысль, и она отшатнулась к спинке.

      – Пардон, если напугал, – он полез в портфель за контрактом. – Жак Жабон, соучредитель, вот его подпись.

      Женщина нехотя пролистала бумаги.

      – Это подпись маэстро Ногуса, – сказала она.

      Такой ответ учёного озадачил, но поскольку с продолжением экспериментов вопросов не возникало, он и не стал их больше задавать. Ну, показал этот Ногус какой-то свой трюк, фокусники на то и фокусники.

      Окинув взглядом безупречную фигурку и кукольное личико провожатой, он отвернулся к иллюминатору.

      Перед посадкой цепеллин сделал круг над виллой, стоявшей на краю отвесной скалы, и, показав пассажирам красоту и неприступность этих мест, опустился у крытого трапа-коридора.

      В тот же вечер состоялось знакомство мага и профессора, оставившее у последнего двоякое впечатление. Испытывая искреннее расположение к меценату, Пуп не мог избавиться от чувства, что при каждом взгляде этого бесцветного человека за пазухой шарят холодные, липкие ладони. Он даже стал тайком почёсываться. Но, несмотря на постную физиономию и странную манеру таращить ноздри, Ногус был любезен, просил обращаться без церемоний и лично повёл показывать лабораторию.

      – Пустоскоп произвёл на меня большое впечатление, – сказал он. – Странно, что вы решились доверить газетчикам свою тайну!

      – О, что вы, ни один из них и не понял, что это тайна, – учёный остановился, уступая дорогу. – Настоящая тайна настолько слита с вашей глубиной, с вашим личным аккордом, что можно сто раз её открыть, а каждый услышит и поймёт по-своему. К слову, совсем не так, как вы сами.

      – С личным аккордом? – Ногус прошёл вперёд. – С глубиной?

      – То, как звучит