Унция. Андрей Морсин

вопреки ожиданию, пришлась одиночеству по вкусу и, заговорив впервые за всё время, оно попросило съесть куст до конца.

      Рассвет бедняжка встретила на выступе. Ощущение было такое, что алоэ дало гигантские корни в желудке и до небес проросло в душе.

      С лучами зари Унция в изнеможении распростёрлась на книжном ложе, прибавив к «Сумме теологии» Фомы Аквинского свою заплаканную щёку.

      Ей виделось, как она входит в огромную, сияющую раковину и идёт по радужной спирали всё дальше и дальше, а мимо плывут мифические цветы с занавесок её детской спальни.

      Потом она шагала по пустыне, подметаемой холодным ветром, где из бардового, бархатного тумана выплывали чьи-то беззастенчиво глазеющие физиономии.

      Она шла, как сомнамбула, пока вокруг не стало теплей, и не выросли заросли необыкновенного леса. Деревья, росшие очень густо, несли черты морских полипов и кораллов, смешанных с колючей агавой и зонтиками гигантского укропа. Из состояния полусна её вывел голос, показавшийся ей знакомым.

      – Здравствуйте, ваше высочество, – сказал голос.

      Унция вгляделась в пёструю зелень и узнала тукана из зоологического атласа.

      – Оксфорд? – жёлтое солнышко сияло на пернатой грудке. – Что вы здесь делаете?

      – О, я уже два года живу у вас в сердце, – ответил тукан. – Но что вы сами в себе делаете?

      Принцесса задумалась, вспоминая, как здесь оказалась.

      – Вероятно, ищу мальчика с именем самого большого нотного интервала.

      – Сначала вы искали сияющие вершины, – напомнил Оксфорд. – А теперь мальчика?

      – Это одно и то же, – ей не хотелось обсуждать свою любовь с картинкой из энциклопедии. – И вся эта чащоба во мне?

      – Выросла от ваших бдений на книжной горе, – растягивая слова, ответил тукан. – Кое-что, правда, не прижилось из-за бессердечности, – клюнул торчащую из земли дубину.

      – И куда же тут идти?

      – Прямо – итальянцы Эпохи Возрождения, направо – французские романтики, за ними – английские, налево – немецкие алхимики-чернокнижники, – он вспорхнул в воздух. – Жаль, вы ещё не можете подняться над собой! Окружающий ландшафт предстал бы узорчатым полотном, где непроходимые философские кущи соседствуют с садами, вскормленными поэзией и рыцарским романом, – повёл лекцию совершенно в университетском духе. – Там повсюду озерца простых и прозрачных откровений, а по их берегам устроились городки поселенцев…

      – Поселенцев? – она задрала подбородок.

      – Или гостей, как вам угодно. Ваше сердце кажется им более гостеприимным, чем родные новеллы и баллады. Вы же в башне столько слёз пролили над их судьбами!

      Унция решила идти направо.

      – Кстати, – сказал тукан сверху, – вон и один из них.

      Юноша при шпаге скакал, петляя между деревьев. Заметив даму, он натянул