Запах денег. Артур Кангин

из радиальных дорог ответвлялась в сумрачный лес.

      Шмаков неожиданно почувствовал сильную сонливость.

      «Вот там и посплю», – решил он.

      Через пару километров проселочная дорога сузилась, асфальт прервался, машина запрыгала по ямам и колдобинам.

      И вот мерседес уперся в какой-то огромный, замшелый камень.

      Шмаков вышел из салона, размял плечи, ночной холодок тысячью иголок покалывал через диоровский пиджачок.

      Луна выскочила из слюдяного облачка и ярко осветила камень.

      На нем что-то было написано.

      Шмаков надел золотые очки и наклонился к валуну, зашевелил губами:

      «Потомственному гражданину Москвы, купцу первой гильдии Петру Петровичу Шмакову от безутешной вдовы Феклы Максимовны Шмаковой и пяти деток. Спи с миром, ненаглядный муж и отец».

      Мороз пробежал по спинному хребту полуночного туриста.

      – Крра! – увесисто, горласто каркнул где-то в близлежащем осиновом лесу ворон.

      – Ку-ку! Ку-ку! – с тупой методичностью закудахтала кукушка.

      – Кукушка-кукушка, сколько мне жить? – пересохшим ртом спросил Петр Петрович.

      Кукушка вдруг нагло заглохла.

      – Вот те на! – опешил Шмаков, инстинктивно ринулся к спасительному мерседесу, дернул дверь, ее заклинило.

      – Крра! Крра! – заорал чёртов ворон и, вылетев из кустов, опустился на плечо Шмакова.

      – Пшол! Вон! – замахал руками охолодевший бизнесмен.

      Ворон забил крыльями, выпустил острые когти и удержался на дрогнувшем теле Шмакова.

      – Ну, здррравствуй, Петррр Петрррович! – французисто грассируя, произнесла птица.

      У Шмакова закружилась голова, он прислонился спиной к родному мерседесу, обморочно сполз на мать сыру-землю.

2.

      Очнулся Петр Петрович ранним, удивительно солнечным утром.

      Весело посвистывали синички.

      Кисея тумана клочками плыла в можжевельнике.

      Шмаков дернул дверь машины, она легко открылась.

      В мерседесе было прохладно.

      Петр Петрович завел двигатель, включил печку. Теплый воздух благодатно обдал его ноги.

      Шмаков оглянулся – вороны след простыл.

      Надпись на валуне еле различима.

      «От безутешной вдовы и деток, – усмехнулся Петр Петрович. – Во дела!»

      Машина, вывернув на третье кольцо, рванула птицей.

      Дома, как только Шмаков вставил ключ в скважину замка, ему кто-то открыл.

      На пороге горделиво стояла седоватая дама с высокой прической. Густые брови незнакомки гневно свелись:

      – Где ты шлялся, паразит? Я не спала всю ночь! Не спали детки! Карл! Всю ночь кар да кар!

      Шмаков тряхнул головой, сгинь наваждение, и вошел в родную квартиру.

      Да, квартира оставалась, несомненно, его, только на телевизоре, разинув клюв, сидел огромный ворон, внимательно пялясь на пришельца.

      – Кто вы такая? – мужественно дернув кадыком, спросил Шмаков. – Как вы проникли в мое жилище?

      – Ну, вот, Карл, –