Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 2. Александр Дюма

привидение, призрак, живой труп!

      – Ничуть не бывало! Здоровенный малый.

      – Печальный, угрюмый?

      – Да нет же: весельчак.

      – Не может быть!

      – Пойдемте.

      – Куда?

      – Со мной.

      – Зачем?

      – Сделаем прогулку по Бастилии.

      – Что?

      – Вы все увидите, собственными глазами увидите.

      – А правила?

      – Это пустяки. Сегодня мой майор свободен, лейтенант обходит бастионы; мы здесь полные хозяева.

      – Нет, нет, дорогой комендант! У меня мороз идет по коже при одной мысли о грохоте засовов, которые нам придется отодвигать.

      – Полно!

      – А вдруг вы забудете обо мне, и я останусь где-нибудь в третьей или четвертой Бертодьере… бррр!

      – Вы шутите?

      – Нет, говорю серьезно.

      – Вы отказываетесь от совершенно исключительного случая. Знаете ли вы, чтобы добиться той милости, которую я предлагаю вам даром, некоторые принцы крови сулили мне до пятидесяти тысяч ливров?

      – Неужели это так интересно?

      – Запретный плод, ваше преосвященство! Запретный плод! Вы, как духовное лицо, должны хорошо знать это.

      – Нет. Если меня кто интересует, то разве только бедный школьник, сочинивший дистих.

      – Ладно! Посмотрим на него; он помещается рядом – в третьей Бертодьере.

      – Почему вы говорите: рядом?

      – Потому что, если бы я был любопытным, меня бы больше заинтересовала прекрасная камера с коврами и ее обитатель.

      – Эка невидаль – обстановка! Да и обитатель, вероятно, самая невзрачная личность!

      – Пятнадцатиливровый, ваше преосвященство, пятнадцатиливровый! Такие персоны всегда интересны.

      – Как раз об этом я и позабыл спросить вас. Почему этому человеку отпускается пятнадцать ливров, а бедняге Сельдону только три?

      – Ах, эти различия – тонкая вещь, сударь: тут король проявил доброту…

      – Король?

      – То есть кардинал, я ошибся. «Этот несчастный, – сказал Мазарини, – обречен до смерти томиться в тюрьме».

      – Почему?

      – Потому что преступление его вечное, значит, и наказание должно быть вечное.

      – Вечное?

      – Конечно. Если только ему не посчастливится заболеть оспой, вы понимаете… Но и на это мало надежды. В Бастилии воздух здоровый.

      – Вы удивительно находчивы, дорогой Безмо.

      – Не правда ли?

      – Иными словами, вы хотите сказать, что этот несчастный должен страдать здесь до конца жизни…

      – Я не говорил – страдать, монсеньор; пятнадцатиливровые не страдают.

      – Ну, томиться в тюрьме.

      – Конечно, такая уж его доля; но ему всячески стараются смягчить условия жизни. Притом, я думаю, и вы согласитесь со мной, этот молодец родился на свет вовсе не для того, чтобы так прекрасно кушать, как его кормят здесь. Да вот посмотрите: этот непочатый пирог и раки, до которых едва дотронулись, марнские раки, крупные, как лангусты! Все это отправится сейчас во вторую Бертодьеру с бутылкой бургундского, которое вам так нравится.