Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 2. Александр Дюма

этого бургундского!

      – Все пятнадцатиливровые пьют его, – заметил Безмо. – Это старое, выдержанное вино.

      – Значит, и бедняга Сельдон тоже пьет этот превосходный напиток?

      – Ну нет!

      – А мне послышалось, будто вы содержите его на пятнадцати ливрах.

      – Его? Никогда! Человека, который сочиняет дистрикты… Как вы это назвали?

      – Дистихи.

      – На пятнадцати ливрах! Слишком жирно! Его сосед действительно на пятнадцати ливрах.

      – Какой сосед?

      – Да тот, из второй Бертодьеры.

      – Дорогой комендант, простите меня, но ваш язык мне не вполне понятен.

      – И правда, извините; из второй Бертодьеры – это значит, что арестант помещен во втором этаже бертодьерской башни.

      – Следовательно, Бертодьерой называется одна из бастильских башен? Да, я слышал, что здесь каждая башня имеет свое название. Где же эта башня?

      – Вот поглядите сюда, – показал Безмо, подходя к окну. – Вон на том дворе, вторая налево.

      – Вижу. Значит, в ней сидит заключенный, на которого отпускается по пятнадцати ливров?

      – Да.

      – А давно уже он сидит?

      – Давненько. Лет семь или восемь.

      – Неужели у вас нет точных сведений?

      – Ведь он был посажен не при мне, дорогой господин д’Эрбле.

      – А разве вам ничего не сказали Лувьер и Трамбле?

      – Дорогой мой… Простите, ваше преосвященство…

      – Ничего. Итак, вы говорите?..

      – Говорю, что тайны Бастилии не передаются вместе с ключами комендатуры.

      – Вот что! Так, значит, этот таинственный узник – государственный преступник?

      – Нет, не думаю; просто его пребывание окружено тайной, как все здесь, в Бастилии.

      – Допустим, – сказал Арамис. – Но почему же вы свободнее говорите о Сельдоне, чем о…

      – Чем о второй Бертодьере?

      – Да.

      – Да потому, что, по-моему, преступление человека, сочинившего дистих, гораздо меньше, чем того, кто похож на…

      – Да, да, я понимаю. Но как же тюремщики? Ведь они разговаривают с заключенными?

      – Разумеется.

      – В таком случае арестанты, вероятно, говорят им, что они не виноваты.

      – Да, они только об этом и твердят, вечно поют эту песенку.

      – А не может ли сходство, о котором вы говорили, броситься в глаза вашим тюремщикам?

      – Ах, дорогой господин д’Эрбле! Нужно быть придворным, как вы, чтобы заниматься такими мелочами.

      – Вы тысячу раз правы, дорогой Безмо. Будьте добры, еще чуточку этого вина.

      – Не чуточку, а целый стакан.

      – Нет, нет! Вы остались мушкетером до кончиков пальцев. А я сделался епископом. Каплю для меня, стакан для вас.

      – Ну, пусть будет по-вашему!

      Арамис и комендант чокнулись.

      – А кроме того, – добавил Арамис, подняв бокал и прищуриваясь на вино, горящее рубином, – кроме того, случается и так, что там, где вы находите сходство, другой его совсем не замечает.

      – Нет, этого не может быть. Всякий, кто видел того, на кого похож этот узник…

      – А