Мемуары шпионской юности. Вячеслав Гуревич

«Он ее за муки полюбил». Весь штат КГБ, включая поваров и уборщиц, стоит вокруг нее, внимая каждому ее слову.

      – Ладно, обойдемся без макаронников, вы меня убедили. Встретимся в парке? Парк Симона Боливара, ближайший к посольству. Через два дня, в обед. Я сделаю вам замечательный бутерброд – бутерброд с любовью, не считая настоящий jamon из Толедо под вкуснющим перуанским соусом pendejo.

      – Я же сказала: никаких обедов!

      – Как можно говорить о любви на голодный желудок?

      – Судья открыл счет, JC. Время пошло, камрад. Пора поделиться с твоими боссами. Со всей твоей босса-новой.

      Молчание. Чреватое и многозначительное.

      – Я тебе перезвоню, – говорит он с притворно-беспечным выражением «как дела, поедем в клуб, шарики погоняем, а потом по паре пива».

      Но меня не проведешь, по крайней мере, на этой мякине. Я знаю, что его сердце бьется как мотор «Ламборгини» на Гран-при. А мое еще быстрее.

      FIFTEEN

      Разумеется, Джош уже поднял тему Леонида, тут же после контакта в посольстве. Он был не настолько уверен в себе, чтобы действовать по инструкции и рапортовать непосредственному начальству в Лэнгли. Инспектор Нэш был бюрократ до мозга костей, который относился к своему посту с максимальной серьезностью и уважением и добивался того же от своих подчиненных. Среди которых был не один Джош Конкорд – юнцы, которые опростоволосились в других местах, и теперь отбывали наказание в форме бесконечного перебирания бумаг, где на одну страницу дела приходилось ста страниц бюро-белиберды. Но именно на этих ста страницах и стоял весь военно-промышленный комплекс. Заветная страничка только смущала профессиональных бюрократов и раздражала своей незаменимостью. Если бы Джош доложил Нэшу о Заксе, его реакция была бы: «Зачем вам это, Конкорд? Вам не нравится ваша нынешняя работа?»

      Поэтому Джош предпочел пойти по горизонтали – к директору отдела контрразведки, о котором он ничего не знал. А дорога к нему лежала через его бывшего начальника Пейсера. К моменту расставания у Пейсера создалось не особенно высокое мнение о Джоше. Ну что можно сказать о сотруднике, попавшем в банальнейшую советскую медовую ловушку? Время лечит раны, но с презрением дело хуже.

      – Ну что, хочешь взяться за старое?

      Пейсер разглядывал Джоша с выражением настолько загадочным, что тот чуть не заплакал от досады: Приди же, Леонид! Прочти мне, что на уме у этой заразы плиз-з-з!

      Пейсер слушал Джоша и кивал. – Ну что же, интересно. Но главное то, что я рад, – что-то человеческое блеснуло за толстенными линзами его очков, – я рад, что ты не ходишь обозленный на весь свет, что ты не сдаешься, что ты пытаешься вернуться. Если из этого что-нибудь выйдет – неважно, большое или нет – я думаю, что тебе надо дать еще один шанс. Рим ты второй раз не потянешь. Знаешь насчет вхождения второй раз в реку? – Он чуть придвинулся к Джошу. – Я сам немножко буддист, знаешь. Мне кажется, что все, кто был во Вьетнаме, подсели на это дело. – Отстранился, как будто сознался в чем-то постыдном. – В любом случае не рассчитывай, что сразу