Мемуары шпионской юности. Вячеслав Гуревич

Спросите. Можете по-русски. Вы меня понимаете?

      – О да, извините… я просто забыла. – Она проглотила.

      – Вы не должны волноваться.

      – Ну, знаете… – Она глубоко выдохнула. – В еврейском агентстве мне сказали, что мне нужно выбирать между Кливлендом и Детройтом. Но я о них совсем ничего не знаю. Как вы думаете, который из них лучше? Для одинокой девушки?

      У него сердце ёкнуло. Это субтильное существо в Детройте?

      – Непростой выбор, – признал он.

      Все еще не поднимая глаз, она сказала срывающимся голосом:

      – Я просто не знаю, как мне дальше жить.

      Абсолютно во всем Жанна была полным антиподом западной женщины: она отказывалась даже выйти на балкон с чашечкой кофе без того, чтобы накраситься и отгладить блузку и юбку. Она не садилась обедать без супа. Она придерживалась правил строже, чем пол-ЦРУ: если поезд отходил в 11, они должны были стоять на перроне не позже 10, иначе истерика. Ей было двадцать пять, но вела она себя на все пятьдесят. И все это не имело никакого значения, потому что с ней он чувствовал себя так, как никогда не чувствовал себя ни с одной Дженнифер или Тиффани. Мчались ли они по автостраде Дель Соле с опущенной крышей…

      …вообще-то не «мчались».

      – Подними крышу! У меня прическа! Два часа завивалась! И сба-а-авь скорость! Ты меня уже убить хочешь?

      От страха у нее даже акцент менялся. Она звучала скорее, как еврейские комики из Бруклина.

      …или прогуливались как светские лев и львица с бокалами «Беллини» вдоль озера Комо.

      – Может, вовнутрь пойдем? – Жанна зябко вела плечами. Почему-то природа ее не особенно впечатляла.

      …где бы они ни были, он чувствовал себя элегантным Кэри Грантом в черно-белом фильме, который вводил эту очаровательную маленькую Золушку в мир гламура, который Старый Свет предоставлял с наигранной улыбкой – пока прокатывалась карточка «Американ Экспресс».

      А в постели – о! в постели! Ничто в его скромном прошлом на Морнингсайд-Хайтс не подготовило его к таким вулканическим порывам страсти. Волосы, кругом были волосы – подмышкой, на ногах, и ее орган, что открывался как Эльдорадо в джунглях Амазонки! Он не привык к такой волосатости, но оно того стоило, потому что ниже пояса он забывал свое прошлое американского пригорода и превращался в Фернандо де ла Пинче, конкистадора с двадцатью сантиметрами горячего свинца между ног и дирижера концерта Чайковского, который она выдавала ему изо всех скрипок-гобоев, в то время как их постель угрожающе трещала, как вулкан Этна перед извержением.

      Пока как-то вечером в их комнату не ворвались два мужика и направили на него стволы и щелкнули фотку. Как раз когда она держала его во рту. Даже если бы у него был «Глок» под одной подушкой и «Кольт» под другой, в этом состоянии он бы вряд ли смог их достать.

      – Мы пошлем фото вашей жене!

      – Но я не женат, – прошептал Джош.

      – Вас