Мемуары шпионской юности. Вячеслав Гуревич

что боишься дышать на них. Только что открылись. Девственность а-ля карт.

      Зашел в закусочную, взял два бутерброда с ветчиной и сыром. Ане на булочке (наверняка она думает, что белый хлеб лучше), мне на ржаном, два пакетика с чипсами и запить одну кока-колу и одну пепси – все спокойные, безопасные варианты. «Дели» предлагало разнообразнейшие варианты такой вкуснятины, как салаты с тунцом и с курицей и даже с крабами, но они были в пастообразной форме, как паштет, и с большими комками; чтобы их потреблять на парковой скамейке, Ане придется сосредоточиться на том, чтобы бережно держать булочку и осторожно откусывать, чтобы не дай бог кусочек не отвалился прямо на платье, что будет Большим Конфузом, не дай бог подумает, что я заказал их нарочно… нет, мы выбираем Надежность. Гурманство подождет.

      Насчет испанского хамона я пошутил, ну вы поняли.

      Все. It’s showtime.

      TWENTY

      Ровно в 12:10 я располагаюсь на скамейке строго в центре парка, на максимальном удалении от кустов и прочих съемочных позиций. Место для меня сберег унылый пожилой персонаж в кустюме и шляпе из черно-белых фильмов.

      Ждать не пришлось. Она появляется через ровно пять минут. Пунктуальность – вежливость КГБ.

      Она одета в скромный жакет cardigan, какой девушки в ее возрасте носили лет двадцать назад, и клетчатую макси.

      Какое надругательство! Я знаю, что у нее потрясающие ноги! Неужели я ее так напугал, что она боится, что я ее завалю прямо здесь на скамейке! Не может быть – этот ансамбль был выбран чекистскими «консультантами по моде». По крайней мере, она хоть волосы немножко отпустила, иначе я начну обращаться к ней «Анна Петровна» и виниться, что я забыл домашнюю работу дома.

      Читать ее мысли нет нужды. Все детали на лице. Она провела два дня в подготовке к нашей встрече – в аду. Я ощущаю укол вины, от которой срочно нужно избавиться.

      – А-не́чка, я так рад, что вы пришли.

      Я беру ее за руку. Пульс у нее – впору скорую вызывать.

      Вместо этого я протягиваю ей тюльпаны.

      – Вот этого не надо, – шепчет она, не поднимая глаз. – Это… неуместно.

      – Конечно нет. Я вообще магистр неуместности. Скажите, вы легко нашли этот парк? У вас сейчас обеденный перерыв, так? Вы сказали вашему начальнику, что вы встречаетесь с местным?

      – Не-е-ет. – Она вздыхает так тяжело, как будто три круга пробежала вокруг парка.

      Я чешу свой парик. На скамейке у входа JC получает сигнал: «русские имеют быть, так точно». Игра идет.

      Меня обуревает жалость к А-не́чке. На секунду я смолкаю, мы сидим молча, и затем я протягиваю ей запотевшую холодную бутылочку кока-колы». И пепси. Она выбирает пепси и еле слышно бормочет спасибо. (Мог бы и угадать: в Союзе пепси подают в эксклюзивных барах. Раунд за пепси.) Если бы ЦРУ снимало нашу встречу, мы могли бы запустить клип как рекламу пепси, и счастливо жить на гонорары, и умереть в один день.

      Я затаиваю дыхание и легчайшим жестом трогаю ее подбородок, чтобы она посмотрела мне в глаза. Она не дергается, жест