Цвет тишины. София Шуленина

даже мрачным. Темное строение на фоне беспокойной ночи. Ни в одном окне не горел свет. Словно там никто и не жил. Разве что призраки.

      Почему именно ночью все должно выглядеть таким отталкивающим? И так холодно и серо, а тут еще эта тишина, до звона в ушах, до нервной паники в сердце.

      Лестница неслась вниз, в темноту, как водоворот. Будто спускалась на самое дно океана. В царство рыб-удильщиков, холода, пустоты и темноты. Не знай – и не поверишь, что внизу всего-навсего набережная.

      Тахти прикрыл дверь в домик и пошел вниз по ступеням. Утром все кончится. Все же есть вещи, которые по-прежнему в нашей власти. Утром солнце взойдет, а его уже здесь не будет. Все-таки остался еще в запасе способ сбежать.

      Он оделся как скоморох: тренировочные штаны, камики, два свитера поверх школьной рубашки, парка поверх всего этого. На востоке небо начинало светлеть, тонкая бледная полоска пробивалась над горами. Пустынная набережная. Лодки, затянутые брезентом. Мостки пристани, одинокий фонарь на ветру. Море лизало серый песок. Монохромное, до самого горизонта. А там, за горизонтом, лежали другие берега. Почему он не подумал об этом раньше? Решение же было у него под носом.

      Море, на побережье которого он стоял, связывало между собой все земли планеты. И где-то далеко на юге, нагревшись, каталось по белому песку на дальнем пляже. Как это было, тогда, давным-давно?

      Когда утро становилось днем. Он сидел на песке, теплое море полоскало у самого побережья веточку фукуса, а солнце ласкало ему спину. Воздух прогрелся на солнце, пропитался запахами соли, фукуса, масел, цветов, отчего у солнечного света появился особый аромат. Тахти всегда воспринимал его как нечто само собой разумеющийся.

      Но сейчас, когда он пытался его вспомнить, память отказывала. Он пытался вспомнить это ощущение, это тепло на коже, эти запахи, звуки, это расслабленное чувство защищенности, и не мог. Когда это произошло? Когда все успело исчезнуть? Картинки в памяти постепенно бледнели, ощущения размывались, детали исчезали. Бесценные мгновения превращались в ничто. Веточка фукуса, лепестки цветов, выгоревший парус виндсерфа. Это все мелочи, это все фигня. Но на этой фигне держится мир.

      Сейчас он здесь, на темном ледяном побережье. И ему нужно выложиться по полной, чтобы смыться отсюда. По спине бежали мурашки. Ветер кидал в лицо ледяную водную пыль. Он обхватил себя руками, будто от этого могло стать теплее. Воздух был прогрет от силы градусов до семи. Дома даже зимой было теплее.

      Желтоватый фонарный свет выхватывал контуры крыши и мостков. Лодочная станция. По средам сюда приходило рыболовное судно. Сегодня как раз среда. Одна жизнь. Один шанс. Один шаг – вперед. В пропасть.

      Тахти пробрался на палубу, крадучись, как преступник. Он прятался среди теней и ящиков со снастями. Пока люди в черных комбинезонах и огромных сапогах носили ящики с палубы и обратно, Тахти двигался вперед, по шажочку, по сантиметрику. Самым страшным было спуститься на нижнюю палубу. Если внизу кто-то есть, весь план сорвется. Если его увидят, все пропало. Сердце вырывалось из груди, и Тахти