Цвет тишины. София Шуленина

как они, имеют дело с последствиями. Искру бросили не они.

      Так кто же?

      ***

      Тахти спустился к самой кромке воды. Сырой песок был усыпан ракушками, обломками веток и панцирей моллюсков. В море, в паре метров от берега лежал огромный валун. Массивный, серый, в глубоких трещинах, и снизу более гладкий, чем наверху. Его все время подтачивало море, растворяло хрупкий известняк и песчаник, об него бился ветер, понемногу разрушая.

      Тахти завернулся в шлафрок и полез по нему, шажок за шажком. Шлафрок был длинный, он был Тахти велик, и то и дело распахивался, и его окатывало ледяным сырым ветром. Камень был ледяной. На сыром известняке проскальзывали руки. Резиновые сапоги тоже проскальзывали. Под пальцами липкой слизью чавкал слой подгнивших водорослей и подмокшей извести, склизкой и скользкой. Так что его затея была по меньшей мере небезопасная. Но камень не такой уж большой. И вообще. Подумаешь, парень лезет зимой на камень в море. Что в этом странного?

      Он заберется на него, сядет спиной к набережной, закроет глаза – и притворится, что никакой набережной нет. Что нет никакого острова. Что все по-прежнему.

      Хоть на минуточку.

      До первого уступа Тахти забрался без проблем. Со второго сорвался. Секунда – и он упал в ледяную воду спиной. Его обожгло льдом. Одежда мгновенно промокла, потянула вниз. Тело не слушалось. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, не пошевелиться. Ледяной поток нес его вниз и вбок, подхватив под спину. Шлафрок стал тяжелым как камень.

      Усилием воли Тахти заставил себя перевернуться в воде, найти ногами дно, встать. Следующим усилием воли он заставил себя вдохнуть. Получился скорее стон. Он дышал в голос, а тело теряло остатки тепла. В такой ледяной воде времени у человека не так уж много. Поэтому еще одним усилием воли он напряг все тело, повернулся к берегу и пошел.

      Это не мое море, подумал он.

      Теплый воздух дома ударил его словно пыльным мешком. Пахло березовыми дровами и кофе, воздух был такой сухой и теплый, такой теплый, что казался колючим. Сигги сидел перед ноутбуком на диване в гостиной. На нем были наушники, иначе он бы услышал, как стучат зубы Тахти. И как колотится его сердце. Но он был в наушниках, и увидел только, как по столу прошла, шатаясь, чья-то тень. Вот тогда он и увидел Тахти. Мокрого до нитки, с посиневшими губами.

      – Ничего себе! Что случилось?

      Сигги подскочил с дивана, и наушники, падая, ударились о пол. Тахти все еще стучал зубами, и не мог внятно формулировать.

      – Нужно переодеться, – сказал он через дрожь. – Холодно.

      – Ты мокрый весь. Ты в воду упал, что ли?

      Тахти кивнул. У него было два свитера. Синий и зеленый. Они были оба на нем. И оба мокрые. Он стянул их через голову прямо в гостиной.

      – Вода, – сказал он, запинаясь. – Ледяная.

      – Ты в воду-то зачем полез?

      Сигги вырвал из его рук комок мокрой ткани, которая совсем недавно была свитерами.

      – Идем, – он взял Тахти за руку, и его руки оказались такие теплые, почти обжигающие. – Тебе нужно согреться.

      Сигги затолкал Тахти в душевую прямо в остатках одежды, включил воду, за секунду