Цвет тишины. София Шуленина

кроватями. На высоких окнах не было занавесок. По стене тянулся рассохшийся шкаф. Узкая дверь в дальней части вела в санузел. В крохотной комнате без окна втиснулись только туалет и раковина.

      – Душевая в доме, – сказал Сигги.

      У окна стоял квадратный стол, вокруг него – четыре стула.

      – Летом здесь живут волонтеры. Но они уже уехали, ты будешь здесь один. Выбирай любую кровать. Если хочешь, можешь сдвинуть две, будет просторнее. Только это уже сам.

      – Хорошо, спасибо.

      В доме у Сигги была затоплена печь, и в воздухе висел запах свежих дров. После улицы, непрекращающегося ледяного ветра и сырости это был рай. Наконец-то становилось не так невыносимо холодно. Тахти стащил с себя промокшие кеды и оставил их рядом с дверью.

      – Там есть специальная полочка, – сказал Сигги. – И тапочки надень.

      – Хорошо, – сказал Тахти. – Извините.

      Нана выложила на стол папки с бумагами. Тахти уже их видел. В них хранились все документы на него – свидетельство о рождении, паспорт, медицинские справки, выписки из полиции, госпиталя и приюта, отчеты органов опеки. Сигги заварил чай в огромном фарфоровом чайнике в цветочек. На столе в плоском блюде горкой свалил тонкое имбирное печенье.

      – Ты голодный? – спросил Сигги чуть ли не по слогам.

      Тахти покачал головой.

      – Нет, не очень.

      После холода голос опять съехал в надрывный шепот, едва различимый на фоне других шумов.

      – Я обычно обедаю в три. Потерпишь?

      – Да, конечно.

      Они пили чай. Точнее, Тахти сидел один на велюровом диване, напротив них двоих. На столе в трех нетронутых кружках остывал чай. От холода руки опять свело судорогой, пальцы скрючились. Тахти растирал их под столом и никак не мог заставить распрямиться. Раньше такого не было. Это недавно началось, уже здесь. Сигги разбирался в бумагах. Нана указывала ему на отдельные места, не зачитывая вслух, и Сигги только кивал. На Тахти они не смотрели, но он сидел вот так напротив них – словно на безмолвном допросе.

      Желудок свело, но аппетита не было. Через боль в разбитой скуле он съел одно печенье. Желудок отпустило. Руки постепенно согрелись, судорога отступила, и кое-как он взял в руки чашку. В ушах гудело, пальцы кололо невидимыми иголками. Горький чай вязал язык. В очаге трещали дрова. За окном монотонно гудело море, выл ветер.

      Сигги собрал бумаги обратно в папку и оставил ее на краю стола.

      – Ты вегетарианец, да? – спросил Сигги. – Нана сказала.

      Тахти не сразу сообразил, что это он ему.

      – Да.

      – Я готовлю тыквенный суп. Ешь такое?

      – Да.

      – И рыбу. Окунь. Рыбу-то хоть ешь?

      – Нет, – прошептал Тахти. – Не ем.

      Сигги же не треснет его за это половником, нет?

      – Понятно. Ну смотри, я специально отдельно готовить не буду. Холодильник не заперт. Захочешь что-то свое, бери и готовь.

      – Да, конечно. Спасибо. Извините.

      – Ты как с дороги, устал? Можешь пока пойти