Томление духа. Николай Старинщиков

а сосед! Ты где?!

      Ножовкин поднялся, хотя вставать совсем не хотелось.

      – Тут я. Прилег маленько…

      Прибавкин стоял в прихожей и с ожиданием смотрел:

      – Слушай, приходи ко мне. Посидим. У меня брат только что приходил – бутылку оставил. Он сам не пьет. «Выпьешь, говорит, без меня».

      – Дурно мне что-то. Кажись, угорел…

      – Не мог ты угореть. Дрова, как порох, а трубу я не закрывал – ведь печка еще топилась, когда ты пошел. Короче, приходи. Я тоже ополоснусь. Потом посидим…

      Вскоре Ножовкин оказался на половине у Прибавкиных – это была точно такая же по размеру квартира, как у матери. Здесь был деревянный некрашеный пол, обшарпанный добела, пустые беленые стены и пара стальных кроватей, покрытых суконными одеялами.

      Они присели на кухне к голому дощатому столу. Прибавкин разлил водку по граненым рюмкам, они чокнулись за знакомство и выпили.

      – Закусывай, – велел хозяин, указывая на сковороду с вермишелью. Хлебные крошки лежали здесь, верно, с прошлой недели, зато пол был выметен: в углу стоял обтрепанный березовый веник, прижимая собой аккуратную горку сорной земли.

      – Я лучше пивком запью, – решил Ножовкин. Он взял со стола принесенную с собой бутылку, распечатал и налил себе полстакана. Налил и своей матушке. Она пришла за ним следом, хотя ее никто не приглашал, и сидела теперь возле печки.

      И тут на кухню к гостям вышла тетка Елена, действительная хозяйка квартиры, кудрявая, темно-русая.

      – Это куда мы?! – вслух удивился Прибавкин. – И чего нам здесь надо?!

      – А? – старуху заклинило.

      – Водку почуяла?! А ну пошла отсюда! Давай-давай! Проваливай…

      Мать шевельнулась у печки:

      – Может, выпьешь, Лена, хоть пива?

      – Ссать будет криво! – кудахтал сынок.

      – Да чё я, – мямлила Лена. – Я так зашла…

      – Вот и шагай, куда шла!

      – Пойду.

      – Уж сделай милость…

      Хозяйка развернулась и вышла в зал.

      Ножовкин притих, удивляясь услышанному.

      – Ладно… – Прибавкин уцепился в бутылку. – Не будем расстраиваться. Она знает, за что ей почет. Тетя Аня, ты помнишь историю… Вот и пусть там сидит. В комнате. И не вылазит оттуда. – И к матери: – Ты ходила в туалет?!

      Не дождавшись ответа, Прибавкин бросился в зал.

      – Я тебя второй раз спрашиваю: ты ходила в уборную или нет?!

      – Ходила, – донесся ответ.

      Прибавкин вернулся на свое место и, протянув руку, взял с печки стеклянную банку, наполненную окурками. Выбрал из них несколько штук, размял пальцами и принялся крутить цигарку. Руки у него заметно тряслись.

      – Почуяла, – ворчал он. – Хватит. Отпила свое…

      – Неудобно всё же, – сказал Ножовкин.

      Однако Прибавкин был неумолим:

      – Пусть благодарит, что хоть слежу за окаянной… И ведь не дура. Просто ленивая. Представь, сидит перед телевизором: иди, говорю, в туалет. «Не хочу-у-у, чё ты меня гонишь». Секунда прошла: «Ну, говорит, я пошла – на двор», – а у самой струя из-под капота. –