Томление духа. Николай Старинщиков

себе тащить? – Мать вынула из кармана аэрозольный баллончик и поднесла к губам. – Как будто мы штанов не найдем… Сашка Карасев обещал. Они всю жизнь строятся… У них всё есть. И ванну дадут для раствора.

      Ножовкин успокоился: всё собиралось в один узел. Только бы мороз не грянул.

      Прибавкин, жмурясь, поглядывал в небо:

      – Вон как солнышко жарит. Пойду-ка дела я делать, пока тепло стоит.

      Он направился вдоль забора в сторону бани, косясь на свои владения.

      Ножовкин, а за ним и Егоровна, вернулись в дом. Мать принялась было чистить рыбу, но сынок остановил ее. Потом с этой рыбой.

      – Ты же ухи хотел…

      – Когда она будет! Давай перекусим чем-нибудь побыстрее…

      – Ну, чего тогда? Может, колбаски?

      – А помидоры есть?

      – И помидорки, и огурчики. Всё пока, слава богу…

      Накрыв на стол, она позвала сына из зала, и они сели завтракать.

      Егоровна вздохнула и посмотрела на сына.

      – Что, мама?

      – Может, похмелишься?

      Тот пристально посмотрел ей в глаза, потом на стол. Опять выпить?

      – А ты немножко, чтоб не болеть… Рюмочку выпьешь и больше не пей.

      На том и решили.

      Егоровна сказала, что и сама при этом выпьет, потому что надо же поддержать компанию. Но где одна рюмка пришла, там и вторая, а там… Егоровна отпивала из рюмки понемногу, а сынок опрокидывал рюмку полностью. Хорошо сыну у мамки. Давно не виделись.

      – Спасибо, мама!

      – Еще рюмочку…

      Однако Ножовкин отказался и встал из-за стола. Не успел отойти, как в дверь постучали, и в проеме образовалась лохматая голова Саньки Карася.

      – Можно, тетя Аня? – спросила голова.

      – Ну, канешно, Михалыч, проходи…

      Карась крякнул и, растянув губы в улыбку, перевалил тело через порог. Его качнуло, он едва удержал равновесие. Голова обросла волосом, под глазами обвислые полукружья.

      – Прости, тетя Аня…

      Взгляд у него скользнул к комоду, возле которого теперь находился Ножовкин.

      – Серега! – устало воскликнул он. Шагнул навстречу, протянул руку, сжал ладонь, и Ножовкину показалось, что тот даже всхлипнул.

      Отступив назад, Карась повернулся к матери и махнул ладонью:

      – Никуда я не поехал сегодня… Ну, хоть расстреляй меня. Куда я такой в обласок?!

      – А я еще утром подумал, – вставил Ножовкин.

      – Вот именно… Сегодня я опять не рыбак… Жалко, рыба подохнет. – Он подступил к матери и вдруг зашептал, словно боясь, что его кто-то может услышать. – Налей нам с Серёгой по семь капель. Мы же с ним так долго не виделись. Серёж, сколько мы с тобой не виделись?!

      – Больше двадцати…

      – Вот видишь! – Он с голосом выдохнул. – Какой у тебя сын! Помнит, а я забыл. Всё начисто позабыл… Налей нам, а…

      Мать придвинула гостю стул:

      – Садись, Михалыч.

      А сама, нагнувшись, стала шарить рукой между шкафом и холодильником.

      – Хорошая ты женщина, Анна Егоровна…

      Карась, сидя, закинул ногу на ногу и сцепил на колене пальцы.

      – Как