Томление духа. Николай Старинщиков

вдруг потерявшее упругость тело соседа.

      – Я сам, – встрепенулся тот. – Давай, Серый. Поплыл я…

      Ножовкин закрыл за ним калитку и вернулся в дом. Матушка, свернувшись калачиком, лежала теперь на постели поверх одеяла.

      – Проводил? – спросила она.

      – Давай, говорю, доведу до дому – не хочет.

      – Дойдет. Не маленький…

      – Постарел…

      – Я думала, вы друзья.

      – Мои друзья все в деревне жили. А с этими я здесь познакомился, в школе…

      – Ничё не помню…

      Они замолчали. У Ножовкина не выходил из головы ремонт. Надо бы то, надо бы это. Вспомнился ремонт бабкиного двора, случившийся давным-давно – лет пятнадцать назад. Дворовая стенка вместе с крышей сдвинулась в чужой огород, а времени было в обрез. Что делать? Билеты уж куплены – ехать завтра! И бабку жалко! Но без разбора крыши не обойтись. Удалось правда обойтись без тягомотины, поскольку под дровами оставался от дяди здоровенный домкрат. В соседнем огороде Ножовкин выкопал углубление, чтобы можно было поставить в него домкрат – под углом к забору. Одним концом упёр в него брус, другую часть установил под карниз к забору. Получился треугольник. Заплот двигался к прежнему месту. Трещала крыша, щелкали старые уплотнения. Но вот винт у домкрата дошел до предела, а забор пока не вернулся в исходное положение. Ножовкин подпер его другим брусом, освободил домкрат, подложил под него чурку и продолжил крутить винт.

      Раздался грохот, Ножовкину показалось, что случилось непоправимое. Но всё оказалось замечательно: поперечное бревно встало на место. Рубероид, когда-то положенный на ушедшую в сторону крышу, порвало под досками на полосы. Пришлось отрывать доски, сбрасывать с крыши остатки рванья, потом стелить новый рубероид и укладывать доски. Под конец, наложив брус, он сшил воедино обе слеги, чтобы вновь не ушли в чужой огород.

      С опаской он ослабил домкрат – будет ли стоять крыша?! Ведь сдвинут весь двор, включая поленницы дров. Но страх оказался напрасными: крыша с забором стояли надежно.

      Потом, приезжая в гости, он спрашивал – стоит ли двор, не повело ли опять в огород…

      – А чё ему сдеется? – отвечала бабка. – Стоит…

      Ножовкина теперь мучил главный вопрос: жив ли домкрат? Ведь столько лет миновало…

      – Мама, – подал он голос, – нам бы домкрат раздобыть.

      – Для чего?

      – Дом поднимать.

      – О господи! Для чего его поднимать-то?! Пусть так стоит.

      – А если он даст осадку? Начнем копать – и того…

      – Теперь поняла. Может, поспрашивать у кого?

      – У бабушки был. Я баней у тебя тогда занимался – на Пушкина… Может, помнишь: она пришла и давай плакать, что двор к соседям уполз. Домкрат хороший, поднимал замечательно…

      – У неё-то откуда взялся?

      – Так это… Егорыч припёр откуда-то. Потом переехал с семьей, а домкрат остался.

      Мать тяжко вздохнула. Опять заботы.

      Ножовкин меж тем продолжал планировать:

      – Всё равно к нему собирался. Бабоньку заодно навещу…

      – Ну, сходит, сынок.