Взгляд со второго этажа. Евгений Щуров

еще раз. До завтра.

      – Константин Дмитриевич звонил, поклон всем и соболезнование.

      Мы поклонились нашему губернатору. Приятный молодой человек, подумала я, и тут же вспомнила о Калиненко: чего дед обрадовался, что я в полиции назвала его имя?

      Вопрос остался без ответа, да мне он и не требовался.

      Рассевшись по креслам, стали обсуждать текущие дела. Неестественно часто папа спрашивал мнение Николая, который, в общем, приходился нам дальним родственником, по маминой линии, но прижился у нас как «прислуга за все», кроме моей стряпни, стирки и прочих женских дел. Вопрос о постоянной экономке подвисал при папе в воздухе всегда!

      – Тебе что, работы по горло? – спрашивал папа. – Огород, птица, корова? Справляешься – и ладно.

      И тут, вдруг, он же сам, предложил завести постоянную экономку!

      Я взглянула на него даже со страхом: тот же пот по спине, озябли руки, ноги, заболела голова. Будто я только услыхала о гибели Семена.

      – Сейчас, Оля о тебе. Ты – главная наследница. Надо немного вспомнить институт, надо несколько подучиться. Я не намерен втаскивать тебя по самые уши в тонкости производства косметики и парфюмерии, но свежий женский взгляд может многое перевернуть в нашем бизнесе, да и Калиненко станет учтивее и осторожнее. Тем более, с твоей внешностью косметикой только и заниматься! – категорично отрезал папа, помедлив. – После девятого дня полетишь на пару недель в Париж. Потому экономка нам и необходима.

      Я слушала его излияния как через меховую шапку, соглашалась с ним в одном и противилась в другом. Кто я такая? Какая может быть учеба?

      – Мадам, это такая честь! – поддержал папу Николай.

      – Переводчица у тебя будет первоклассная, семинары и производство – по четыре часа два раза в день. Еще и время останется подышать сентябрьским воздухом Булонского леса… Решено! – дед, казалось, решил это давно. – Девять дней Семену справим, Иван – в Лондон, ты – в Париж, – повторил он.

      Все-таки быстро я научилась владеть своими эмоциями! А может, это просто мне жалко саму себя? Вот руки, ноги потеют, в груди покалывает – это другое, остеохондроз, нейроциркуляторная дистония или как там их зовут, а это – другое, артистизм, да высшего качества!

      Я тут же успокоилась. В Париж – так в Париж! Решимость во взоре сменила слезки-колески.

      От папы не укрылось мое решительное выражение лица, и он с гордостью на меня поглядел.

      – Вот, это моя дочь! – Родина прикажет, Ольга сделает. – Ну, спать! Машину за внуком отправил, значит в гостевой остановлюсь. Он медленно встал и пошел к двери.

      – Оля… Управляющий – он и есть управляющий, а надзором должна ведать ты, хозяйка! – уже не совсем трезвым голосом говорил папа. – Есть у меня хлопчик на примете. Талантливый менеджер. Пока у Калиненко работает, но между нами договоренность уже есть… Все, спать! Николай, проводи!

      – Спокойной ночи, папа, – пожелала ему я.

      – Доброй ночи! – папа вышел из ее комнаты, слегка поддерживаемый под руку Николаем.

      – Спокойной