Неудобная женщина. Стефани Бюленс

Саймон вздохнул как человек, уставший вести спор без возможности одержать верх. – Не смею тебе надоедать.

      Будто палач, который извиняется за топор. Вот истинный смысл его звонка. Теперь он может сказать себе: ну что же, я дал тебе последний шанс. Ты им не воспользовалась. Теперь пеняй на себя.

      – Прощай, Клэр.

      Его последние слова прозвучали как приговор – или это мне мерещилось от страха? Я положила трубку и зашла в гостиную.

      Здесь на стенах висят разные репродукции. «Мать и дитя» Мэри Кэссетт. «Синее лицо» Марка Шагала. В этот раз взгляд зацепился за картину, на которой Ван Гог изобразил спальню в Арле. Тревога проступает в каждом мазке, и все же художнику удалось найти нечто прекрасное в своей жизни. Если бы мы все это умели, все стены были бы увешаны шедеврами.

      Автоотвечик мигал: новое сообщение. Его оставил мой отец, его голос сух и старчески надтреснут.

      – Привет, Клэр. Прихватишь с собой завтра пончики?

      Завтра.

      Вторник.

      Мой еженедельный реверанс в сторону наших родственных связей.

      Я удалила сообщение и вернулась в спальню.

      На тумбочке я храню две фотографии Мелоди. На первой ей пять лет – она счастливо улыбается, сидя на руках у заботливого отца.

      На второй фотографии Мелоди четырнадцать. Ее лицо отчетливо дает понять – случилась беда. Она кажется странно отрешенной и болезненной, словно ее гложет страх, которым она не в силах поделиться.

      Эти две фотографии стоят бок о бок.

      Разделяют мою жизнь на два периода.

      До и после Саймона.

      Я взяла в руки вторую фотографию Мелоди. Она была сделана за год до той поездки на Каталину.

      За год до того вечера, когда я застала ее под дождем на палубе.

      Когда она рассказала мне о Саймоне.

      Когда я ей не поверила.

      Я молча разглядывала фотографию, но словно наяву слышала обещание, данное самой себе:

      Я не дам ему снова это сделать.

      Часть II

      Слоан

      1

      Став пожирателем грехов, я задумалась над происхождением этого выражения. В древности пожиратель грехов был кем-то вроде магической фигуры – он заходил в дом умершего и съедал ритуальную пищу. Всего-то корочка хлеба и глоток местного пива, чтобы легче было проглотить. Важно другое – эта пища впитала в себя грехи мертвеца, и в процессе поедания они отпускались. В загробную жизнь умерший входил свободным от своих злодеяний.

      Современную версию пожирателей грехов в Лос-Анджелесе зовут чистильщиками или решалами. Разумеется, еда тут больше ни при чем. Самый распространенный мотив – это власть, деньги или месть. Реже речь идет о чем-то отвлеченном, например восстановлении репутации. Совсем редко задача состоит в том, чтобы научиться снова доверять людям после того, как твое доверие однажды предали.

      Когда я уволилась из полиции, эта профессия казалась самым логичным выбором. Я умела расследовать преступления и знала, как устроен суд, как рассуждают адвокаты, как заключают соглашения о признании вины. Знала, как убедить сомневающихся, как вести переговоры, не переходя на эмоции, как вести