Рожь во спасение. Миша Сланцев

и с её отцом: он просто переехал в другой район без объяснения причин. Некоторые умники назвали бы это кармой.

      Место работы Лены, точнее, её эпицентр, находилось в Петровском. Там, в местном отделении «Почты России», она каждое утро получала корреспонденцию, чтобы разнести по селу (с недавних пор оно официально стало именоваться «Петровское сельское поселение») и окрестным деревенькам. Своей машины у почтового отделения в Петровском не было. Если везло, то везло, местные попутки обычно Сумчатую не обижали.

      Пройдя адреса по Петровскому, Лена шла за три, четыре, шесть километров: в деревню Избенки, где доживали свой век одиннадцать бабушек, приходилось ковылять через лес в Марьино. Рассказывали, что на этой дороге можно встретить волков, которые в последнее время расплодились и нападали на овец и телят. А ещё болтали, что именно на Марьинской просеке ночью видели свинью с человеческими глазами. И будто мальчишки из Петровского загнали её, изловили и отрезали ухо. На следующий день вроде у старой бабы Вали Терёхиной было ухо платком замотано. Про неё же ходили слухи, что она в сарае с бесами водилась, раздевалась, кувыркалась через двенадцать ножей и обращалась в свинью.

      Но Лена, хоть и пугалась таких рассказов, знала, что всё это чушь, что баба Валя при жизни была добрая старушка, которая страдала потерей памяти и была в последнее время совсем глухая. Лена помнила, как носила ей пенсию, как она всё порывалась угостить Лену «чаёчком». Одинокая-преодинокая, потерявшая молоденького мужа в конце войны. Лена шугала мальчишек, которые залезали к ней в сад поживиться яблоками, сидела и слушала её воспоминания, всю её «бывалошную жизню». «Добрые» у нас люди, любят за глаза говорить. Надо же, двенадцать ножей…». Впрочем, невольно Лена, сидя за чаёчком, искала глазами ножи, смотрела на повязанный платок и потом ей становилось стыдно за эти мысли.

      Нет, людей Лена боялась больше, чем волков и оборотней. В прошлом году на дороге в Грибовку к ней пристали незнакомые пьяные подростки и отобрали сумку. Там была пенсия трех грибовских бабушек, они её забрали. Сумку вернули, полоснув по ней ножом; до сих пор эта рана у сумки не может зажить, и очевидно, никогда не заживёт. Тогда Лену будто парализовало, она боялась, что её пырнут, что её будут домогаться. Но юных налётчиков интересовали больше деньги на выпивку. Потом Лена очень переживала, что не вступилась за эти пенсии, что не закричала, не позвала на помощь.

      А ещё она до дрожи боялась свою начальницу, которая руководила почтовым отделением в Петровском. Это была классическая стерва, безмужняя, высокомерная Ольга Вениаминовна, которая не разговаривала с людьми, а отчитывала их. Она носила один и тот же синий костюм, строгую длинную юбку, зато причёска всегда отличалась жутким разнообразием: то она накручивала себе какие-то воланы, то сооружала на голове почти египетские пирамиды, то перекрашивалась в разные цвета. «Петровское отделение! –