Рожь во спасение. Миша Сланцев

зияли пустотой. Очередная жертва борьбы советской власти с Богом. Понятно, что силы были неравными, и церковь, хоть и поруганная, устояла, а вандалы уже давно не значились в списках живых.

      Семён ради любопытства залез внутрь. На обшарпанных стенах кое-где сохранились бледные фрески, особенно под куполом. На земле валялись доски, кирпичи, осколки бутылок. Тут он заметил икону Троицы, которую наверняка недавно принесли и прикрепили на стену местные. Рядом была воткнута свеча. Семён достал зажигалку и высек огонь. Свеча, нехотя потрескивая, загорелась. Минута тишины.

      И вдруг её взорвал звонок мобильного. Семён аж вздрогнул от неожиданности. Видимо, телефон нашел сеть, и связь установилась.

      Номер был незнакомый.

      Неизвестно почему, но при горящей свече Семёну говорить по телефону не хотелось.

      – Да, – ответил Семён, задув пламя.

      Дым от фитилька мгновенно заполнил легкие. Он имел привкус табака с вишней…

      – …Ну, чё, пошли, второй тайм начинается. Хрен знает, отыграются наши футболёры, нет ли.

      Голос Сомова звучал из-за спины, хотя поначалу показалось, что как будто из телефона. Короедов стоял на балконе, курительная трубка в его руке дымилась, сумерки медленно и неотвратимо наступали…

      Семён с тоской и презрением к себе ясно осознал, что никакие «связи» им так и не были подняты и что они никогда подняты уже не будут. Что мысли про «благотворительные фонды и программы» так и останутся немыми, невылупившимися словами. Что «скорая помощь» так и будет застревать в осенней грязи на дороге в Малых Погребах.

      – Слышь, Колян, ты это, без обид… Я – домой. Не буду я досматривать. Не на что там особо смотреть, – сказал Семён товарищу.

      – Как знаешь, без проблем, – ответил Сомов. – Смотреть там и правда нечего. Только за вискарь вложись, как договаривались… Такие бабосы получают, я прикинул: сто долларов в минуту! А ходят по полю пешком!.. Инвалиды!

      «Осенний выдержан регламент…»

      Осенний выдержан регламент,

      и снег пока не белобрысит.

      Сегодня я изрядно занят:

      веду реестр опавших листьев.

      Они сдаются все в архив,

      в который вряд ли кто заглянет.

      И ветер-бюрократ охрип.

      Осенний выдержан регламент.

      Пульсировал в них сок и мёд,

      а нынче – пущены на ветер.

      Их ждёт земля, потом – сжуёт,

      им ничего уже не светит.

      Все листья описи подверг.

      Декабрь стучится. Да, войдите!

      Я просто бесполезный клерк,

      и ветер – мой руководитель.

      ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ

      Ленка Сумчатая

      У неё была вымирающая профессия – почтальон. И жила она в деревне Грибовке, которую местные невесёлые шутники называли Гробовкой, потому что похороны в ней случались гораздо чаще, чем появления на свет.