Путешествие. Владимир Алексеевич Лебедев

цветами… Как много значит этот кусок для меня! Я чувствую прохладный запах ландыша…

      Мои глаза заняты делом. Они работают. Продают фрукты… Какие крупные апельсины! Чудесные грозди желто-белых бананов, готовых вот-вот лопнуть. Только что из Африки! И без очереди! И нет людей с авоськами полными апельсинов! Да ведь это – заграница!

      Может, только для меня этот кусок дерна стал таким обобщающе-емким! А для других людей это вовсе не так? Я хотел бы добиться такого же, дюреровского эффекта и в своей картине. Изобразить кусок природы так, чтобы он начал существовать почти самостоятельно с каждой стороны, с каждым поворотом по-новому, совершенно неожиданно. Здесь надо переступить грань натурализма! В натурализме нет мысли, одно слепое копирование. Тут надо сделать значительным сам выбор объекта, его постановку, сочетание с другими деталями. Все должно быть наполнено смыслом. Картина моя представляет собой проем в глухой стене. (Причем, стена занимает значительную часть поверхности картины.) В проеме видно глубокое синее небо и ослепительно сияющий оранжевый ствол сосны с разбегающимися в разные стороны сучьями. Грубая, грязная стена с отлупившейся штукатуркой, исцарапанная мерзкими надписями – это преграда, отделяющая зрителя от природы, воли, света. Воля – бесконечное синее небо; голый, сухой ствол сосны, как скульптура – мертвый остов когда-то живого существа. Мне кажется картина полна смысла… Я готов до бесконечности находить тут различные аналогии, ассоциации. Всего четыре элемента картины: стена, небо, сосна и.. зритель, стоящий перед картиной, он, конечно, главное действующее лицо!

      Надо бы спросить, где Альбертинагалери. Кого же? Тут я могу выбирать. Спрошу-ка вон ту милую элегантную иностранку. У нее несколько старомодный вид (впрочем, я не знаток моды!), но какое непостижимое совершенство! Овал лица, прическа, шляпка, даже узкие прямоугольники очков – все это так слитно, неразделимо и совершенно! Эта красота, обтекаемость и естественность пантеры, законченность линий, движений…

      – Entschuldigung!…41– ее глаза с вниманием и тревожным любопытством (это почти незаметно: она умеет скрывать!) обращаются на меня. – Wo befindet sich die Albertina Galerie?42

      – … – в глазах отражается облегчение. Она очень подробно, с учтивым терпением, объясняет мне, как надо пройти. Я слушаю ее непривычный для меня выговор, наслаждаюсь тембром ее голоса, аристократичностью манер и немного понимаю, скорее из ее жестов, чем из слов.

      – Es ist nicht so weit?43 – произношу я, чтобы показать, что я кое-что понял.

      – Oh, ganz nah!44

      Я благодарю и иду в указанном направлении. Но почему у меня так тоскливо на душе? Будто белая яхта с полным парусом выходит в море, а я.. остаюсь на берегу.

      Это верно здесь. За большим витринным стеклом выставлены репродукции рисунков Дюрера. Вот большого размера его детский автопортрет. Он – четырнадцатилетний мальчик, вперивший широко раскрытые глаза куда-то в даль. Перед ним еще вся жизнь. Вот портрет старухи-матери – тот же взгляд широко расставленных глаз, но в противоположном

41

Извините!

42

Где находится галерея Альбертина?

43

Это не так далеко?

44

О, совсем близко!