Жизнь Клима Самгина. Максим Горький

силе своей, дети играли в саду. Клим был более оживлен, чем всегда, а Борис настроен добродушней. Весело бесились Лидия и Люба, старшая Сомова собирала букет из ярких листьев клена и рябины. Поймав какого-то запоздалого жука и подавая его двумя пальцами Борису, Клим сказал:

      – На, секомое.

      Каламбур явился сам собою, внезапно и заставил Клима рассмеяться, а Борис, неестественно всхрапнув, широко размахнувшись, ударил его по щеке, раз, два, а затем пинком сбил его с ног и стремглав убежал, дико воя на бегу.

      Клим тоже кричал, плакал, грозил кулаками, сестры Сомовы уговаривали его, а Лидия прыгала перед ним и, задыхаясь, говорила:

      – Как ты смел? Ты – подлый, ты божился. Ах, я тоже подлая…

      Она убежала. Сомовы отвели Клима в кухню, чтобы смыть кровь с его разбитого лица; сердито сдвинув брови, вошла Вера Петровна, но тотчас же испуганно крикнула:

      – Боже мой, что такое у тебя? Глаз – цел?

      Быстро вымыв лицо сына, она отвела его в комнату, раздела, уложила в постель и, закрыв опухший глаз его компрессом, села на стул, внушительно говоря:

      – Дразнить обиженного – это не похоже на тебя. Нужно быть великодушным.

      Чувствуя, что все враждебны ему, все на стороне Бориса, Клим пробормотал:

      – А ты говорила – не надо, что это – глупость.

      – Что – глупость?

      – Великодушие. Говорила. Я ведь помню.

      Наклонясь к нему, строго глядя в его правый, открытый глаз, мать сказала:

      – Ты не должен думать, что понимаешь все, что говорят взрослые…

      Клим заплакал, жалуясь:

      – Меня никто не любит.

      – Это – глупо, милый. Это глупо, – повторила она и задумалась, гладя его щеку легкой, душистой рукой. Клим замолчал, ожидая, что она скажет: «Я люблю тебя», – но она не успела сделать этого, пришел Варавка, держа себя за бороду, сел на постель, шутливо говоря:

      – Зачем же вы деретесь, свирепые испанцы?

      Но, хотя он говорил шутя, глаза его были грустны, беспокойно мигали, холеная борода измята. Он очень старался развеселить Клима, читал тоненьким голосом стишки:

      Драмы, дамы, храмы, рамы,

      Муравьи, гиппопотамы,

      Соловьи и сундуки –

      Пустяки все, пустяки.

      Мать улыбалась, глядя на него, но и ее глаза были печальны. Наконец, засунув руку под одеяло, Варавка стал щекотать пятки и подошвы Клима, заставил его рассмеяться и тотчас ушел вместе с матерью.

      А на другой день вечером они устроили пышный праздник примирения – чай с пирожными, с конфектами, музыкой и танцами. Перед началом торжества они заставили Клима и Бориса поцеловаться, но Борис, целуя, крепко сжал зубы и закрыл глаза, а Клим почувствовал желание укусить его. Потом Климу предложили прочитать стихи Некрасова «Рубка леса», а хорошенькая подруга Лидии Алина Телепнева сама вызвалась читать, отошла к роялю и, восторженно закатив глаза, стала рассказывать вполголоса:

      Люди