Жизнь Клима Самгина. Максим Горький

в кухне на раков, когда пьяный продавец опрокинул корзину и раки, грязненькие, суховато шурша, расползлись по полу.

      Но уже весною Клим заметил, что Ксаверий Ржига, инспектор и преподаватель древних языков, а за ним и некоторые учителя стали смотреть на него более мягко. Это случилось после того, как во время большой перемены кто-то бросил дважды камнями в окно кабинета инспектора, разбил стекла и сломал некий редкий цветок на подоконнике. Виновного усердно искали и не могли найти.

      На четвертый день Клим спросил всезнающего Дронова: кто разбил стекло?

      – А тебе зачем? – недоверчиво осведомился Дронов.

      Они стояли на повороте коридора, за углом его, и Клим вдруг увидал медленно ползущую по белой стене тень рогатой головы инспектора. Дронов стоял спиною к тени.

      – Не знаешь? – стал дразнить Клим товарища. – А хвастаешься: я все знаю. – Тень прекратила свое движение.

      – Конечно – знаю: Иноков, – вполголоса сказал Дронов, когда Клим достаточно раздразнил его.

      – Ему надо честно сознаться в этом, а то из-за него терпят другие, – поучительно сказал Клим.

      Дронов посмотрел на него, мигнул и, плюнув на пол, сказал:

      – Сознается – исключат.

      Нетерпеливо задребезжал звонок, приглашая в классы.

      А на другой день, идя домой, Дронов сообщил Климу:

      – Знаешь, кто-то выдал его.

      – Кого? – спросил Клим.

      – Кого, кого, – что ты гогочешь? Инокова.

      – Ах, я забыл.

      – Сейчас же после перемены вчера его и схопали. Выгонят. Узнать бы, кто донес, сволочь.

      Клим действительно забыл свою беседу с Дроновым, а теперь, поняв, что это он выдал Инокова, испуганно задумался: почему он сделал это? И, подумав, решил, что карикатурная тень головы инспектора возбудила в нем, Климе, внезапное желание сделать неприятность хвастливому Дронову.

      – Это ты виноват, ты болтал, – сердито сказал он.

      – Когда это я болтал? – огрызнулся Дронов.

      – А в перемену, мне?

      – Так ведь не ты выдал? У тебя и времени не было для этого. Инокова-то сейчас же из класса позвали.

      Они остановились друг против друга, как петухи, готовые подраться. Но Клим почувствовал, что ссориться с Дроновым не следует.

      – Может быть, подслушали нас, – миролюбиво сказал он, и так же миролюбиво ответил Дронов:

      – Никого не было. Это какой-нибудь одноклассник Инокова донес…

      Пошли молча. Чувствуя вину свою, Клим подумал, как исправить ее, но, ничего не придумав, укрепился в желании сделать Дронову неприятное.

      Весною мать перестала мучить Клима уроками музыки и усердно начала играть сама. По вечерам к ней приходил со скрипкой краснолицый, лысый адвокат Маков, невеселый человек в темных очках; затем приехал на трескучей пролетке Ксаверий Ржига с виолончелью, тощий, кривоногий, с глазами совы на костлявом, бритом лице, над его желтыми висками возвышались,