Пиррова победа. Роман. Часть 2. Василий Васильевич Варга

спит в это время, – сказала Малахоненко. – Надо что—то другое придумать.

      Стоявший рядом Иван Димитреску тут же предложил:

      – Моя вас всех приглашает на вечеринка, как это по—русски? На сабантуй.

      – Как мы поступим, товарищи? – обратился Дрянько к отряду.

      – Очень просто. Зальем революцию водкой, – сказал член бригады Пиписькин. – Такой успех, почему бы нам ни отметить это дело? Партия это тоже одобрит. Кто хорошо трудится – тот должен и хорошо отдыхать, ведь мы, наверняка, выиграли соревнование у брезентников – «дзержинцев».

      Румыны щедрый, гостеприимный народ: если вы им понравились, они будут поить вас до посинения. Водку и закуску из—под земли достанут и начнут разливать не в наперстки, а в граненые стаканы.

      «Ульяновцев» пригласили в самый богатый и большой дом на окраине села, а столы, покрытые красным сатином, завалили всяким добром, где было вдоволь овечьего сыра еще с прошлого года. Такого количества добра могло быть только на свадьбе у богатого крестьянина.

      Проголодавшиеся, истосковавшиеся по мясным блюдам и горячительным напиткам, молодые люди невольно допустили пере дозировку и потеряли революционную бдительность.

      – За ленинский комсомол! За ВКП (б)! За Сталина! За короля Михая! – провозгласил тост Слава Дрянько.

      – За Дину Кобуру!

      – Не Кобуру, а Кобру, – поправила Малахоненко.

      – За колючий проволока, чтоб этот колючий проволока расплавился! – сказал Иван Демитреску.

      Румыны сами произносили тосты, наливали, опять произносили тосты за короля Михая, и снова наливали. Это длилось до тех пор, пока некоторые члены отряда «ульяновцев» не продемонстрировали свои ватные ноги, не способные удержать революционный корпус и комсомольскую голову, начиненную коммунистической идеологией.

      – За к— к—к—коммунизм! За светлое будущее! – произнес комсорг Дрянько, и так задрал голову назад, что грохнулся на спину под аплодисменты своих коллег.

      Находясь в лежачем положении и невменяемом состоянии, он попробовал спеть «мы смело в бой пойдем», но сумка, которую он всегда бдительно охранял и носил через плечо, ибо там находились заявления граждан, далеко не всех, вступивших в новую жизнь, упала на лицо и поцарапала губы. Дрянько покрутил тяжелой головой, помурлыкал, но ничего не изменилось: сумка, как лежала замочком к губе, так и осталась лежать.

      – Ах ты, контра, – озлился Слава, приподнимая сумку и глядя на нее как, на врага народа. – Ты царапаешься? ты так относишься к своему хозяину? – и с силой вышвырнул ее в окно. Все было бы ничего, но под окном стояло корыто с помоями, куда и шлепнулась сумка с заявлениями в счастливую жизнь.

      Остальные «„ульяновцы“» тоже не отстали от своего комсорга. Практически все на какое—то время пали смертью храбрых. Две девушки кое—как взобрались на большую печь, прижались лицом к кошке, переставший вычесывать блох,