Гонец московский. Владислав Русанов

не в диковину. Сами подрались, сами помирились…

      – Спасибо тебе, Любомир Жданович! – чинно проговорил белый как лунь дед. Такому давно пора на печи сидеть, косточки греть да внучатам сказки сказывать. Одному Богу ведомо, зачем его понесло на торжище?

      – Да за что же спасибо? – приподнял бровь всадник.

      – Не дал греха на душу взять. От смертоубийства удержал, – все так же неторопливо и веско объяснил старик.

      – Ну! – хмыкнул Любомир. – Тут мне добавить нечего. Удержал так удержал. Грешен. Каюсь.

      По рядам плотно сгрудившихся людей волной прокатились смешки.

      – Все, православные! Идите по своим делам! А то без товара останетесь. Чем тогда семьи кормить станете? – махнул рукой дружинник, а сам неторопливо подъехал к неподвижно застывшему Никите.

      – Откуда будешь такой, прыткий? – внимательно пробежал взглядом, словно цепкими пальцами ощупал. Все подметил, все определил раз и навсегда – и постав ног, и обманчиво расслабленный хват на давно остановившемся посохе. Нютку, растопырившую руки в неуклюжей попытке защитить – и ту разглядел.

      – Издалече, – отвечал Никита. Любомир ему нравился. Уверенностью и спокойствием напоминал Горазда. Именно поэтому парень решил держаться настороже. Нельзя поддаваться чувствам. Расслабишься – сожрут и косточки сплюнут.

      – Никак тверич? – подметил его выговор седой.

      – Оттуда. Верно. А что, нельзя?

      – Тверичам дорога на московский торг не заказана. Только зачем же палкой махать, бояр калечить?

      – Я первым в драку не лез, – стоял на своем парень.

      – Да неужто?

      – Кто меня плетью ожег? Боярин ваш…

      – А ты такой гордый, что уж и плетью нельзя?

      – Я – не холоп.

      – А кто же ты?

      – Человек.

      – Вона как! – протянул Любомир. И повторил, будто пробуя слово на вкус: – Человек! Не приучил разве вас Михаил Ярославич к покорности?

      Никита только плечами пожал. Что тут ответить? Он о князе тверском и не слышал, почитай, ничего, кроме того, что успел поведать дед Илья. И с дружинниками Михаила Ярославича первый раз столкнулся, когда боярин Акинф пожаловал в гости к Горазду.

      – Крут ваш князь. Ох, крут. Не понаслышке знаю, – прищурился седой. – Что ж молчишь, парень?

      – Нечего мне говорить.

      Толпа вокруг заметно поредела. Одно дело – на драку глазеть, а то и всем миром чужака пришлого отделать, а совсем другое – слушать неспешную беседу. Да и вопросы дядька Любомир задает простые и будничные. К чему там прислушиваться? Нет, скучно…

      – Домой беги, – яростно зашипел Никита на ухо Нютке. – К дядьке Прохору! Нечего тебе тут делать!

      – Я тебя не брошу! – отвечала девка. Вот упрямая!

      – Иди-иди! Я сам управлюсь.

      – Не пойду. Ты гость наш…

      – Иди, я сказал!

      Седой с интересом наблюдал за их перепалкой.

      – Девчонка с тобой?

      – Нет! – ответил Никита.

      – Да! – одновременно с ним ляпнула Нютка.

      Любомир рассмеялся.