И все небо для нас. Юлия Лим

белыми воздушными комками текут и сползают по мне. На чистые полы капает вода.

      – Мила! – зову я и не узнаю́ свой голос: громкий, дрожащий и растерянный. – Мила! – сердце колотится так, что становится жарко. – Где ты?

      А вдруг этот мужик вовсе не наш дядя? Вдруг он прямо сейчас убивает мою сестру?

      Из глаз брызжут слезы: из одного от жжения после шампуня, из другого от страха. Я не могу потерять сестру. Она должна прожить долгую жизнь.

      Из-за угла появляется дядя. Кидаюсь к нему и хватаю его за плечи:

      – Где она?

      Тихон кивает в сторону кухни.

      – Мультики смотрит.

      Широкими шагами пересекаю комнату. Мила сидит ко мне спиной с планшетом на столе. Она хихикает и вгрызается в свежую сочную грушу. В ее ушах наушники.

      – Иди домойся. С ней все будет хорошо, – обещает дядя.

      Ухожу в ванную комнату и запираюсь внутри. Сажусь на пол и даю волю слезам, обнимая колени. Кажется, я схожу с ума.

      # # #

      И вот мне снова не спится. Ни душ, ни чистая голова, ни удобный матрас не помогают сомкнуть глаза и проспать до утра. Мила сопит под боком, мы вновь делим одну кровать. Этой ночью она уже не просыпается в слезах. Когда рука, просунутая под подушку, затекает, приподнимаюсь и аккуратно встаю. Бросаю взгляд на дядю, но он тоже спит. Ночью уж точно ничего не случится.

      Накидываю махровый халат и выхожу на террасу. Сажусь на скамейку и вглядываюсь в темноту окружающего леса. Вдалеке виднеются очертания другого коттеджа. От него по полю растекается нежный свет. Надеюсь, у тех людей причины бессонницы приятнее моих.

      От скрипа двери вздрагиваю и поворачиваю голову, как это делают совы. В проеме стоит дядя и, сонно щурясь, смотрит на меня.

      – Хочешь какао?

      Киваю. Дядя возвращается с двумя кружками и садится рядом. Беру кружку и заглядываю внутрь.

      – Что это?

      – Маршмеллоу. Он чем-то похож на зефир.

      – И что с ним делать?

      – Ты его не пробовала?

      Качаю головой. Отвечать на очевидные вопросы не хочется.

      – Просто пей какао и закусывай им.

      – Ну, не знаю, а вдруг ты решил меня отравить? – принюхиваюсь.

      Дядя тихо смеется, достает из своей кружки маршмеллоу, показывает мне и сует в рот. Активно жует, затем показывает язык.

      – Можешь подождать пару минут, но какао остынет.

      Вздыхаю и впериваю взгляд в напиток. Запах приятный, шоколадно-молочный. Напоминает о наших с мамой посиделках до того, как родилась Мила. Тогда все было просто и я не переживала из-за каждой мелочи, касающейся сестры. А еще у меня в ту пору еще не выскочили прыщи…

      – Вера, – приподнимаю голову и смотрю на дядю, – ты все еще не хочешь поговорить?

      – О чем? – равнодушно пожимаю плечами и делаю глоток, жую кусочек маршмеллоу. Сахарно-воздушная масса наполняет рот. Мягко и вкусно..

      – Ты слишком сильно беспокоишься за сестру. Так обычно переживают матери.

      – А тебе-то какое дело? – внутри словно все обрастает колючками. – Я за нее отвечаю. И не переживу, если