И все небо для нас. Юлия Лим

их мне.

      – Возьми.

      – Зачем? – смеряю его подозрительным взглядом.

      – Ты оставила дома все альбомы и карандаши. Лучшего источника вдохновения, чем путешествие, не сыскать.

      Тихон вкладывает мне в руки внезапный подарок. Что это? Наблюдательность или расчётливость?

      – Ну… спасибо, конечно, но я этого не просила, – отчего-то мне стыдно.

      Чувствую себя привокзальной попрошайкой, не оценившей щедрый жест прохожего.

      – Тебе и не нужно было, – улыбается дядя.

      Он достает из рюкзака электронный ридер и на мои вскинутые брови поясняет:

      – Его носить легче, чем бумажные книги, – подмигнув, дядя уводит взгляд на экран ридера и скользит им по строкам.

      Кошусь на блокнот с маркером. Пальцы зудят: идеи просятся на бумагу, а я не даю им выхода. Я – самый безответственный художник в мире.

      Вспоминаю про оставленную в рюкзаке последнюю шоколадку сестры и убираю ее в холодильник. Всё лучше, чем сладкое месиво, вытекшее из упаковки в самый неподходящий момент.

      # # #

      Сон не идет, как бы я ни ворочалась, как бы ни считала овец. Его просто нет. Мила заснула рядом с планшетом сразу же, как пошли титры мультфильма. Я перенесла сестру на раскладушку у стены, чтобы она не упала во сне, и укрыла одеялом.

      И как мне теперь быть? кому верить? к чему стремиться? Если раньше у меня были какие-то мечты, то теперь они осыпались пеплом.

      Я не достойна мечтать. Рисую плохо, да и не каждый художник становится известным. Не все картины стоят больше миллиона, а уж за мои никто даже рубля не даст. Мне следует забыть о глупых желаниях, взглянуть в лицо реальности и принять свалившуюся на плечи ответственность. Все, что от меня требуется – вырастить сестру. Ни больше, ни меньше. Когда она сможет сама себя обеспечить, тогда можно будет вернуться к клочкам надежд. Но не сейчас.

      Кидаю взгляд на спящего дядю. В окно пробивается свет уличного фонаря. Интересно, откуда у Тихона татуировки, и почему он их сделал?

      Закрываю глаза и вспоминаю, как дядя вел себя весь день. Ничего подозрительного он не делал. Говорит хорошо, дикция и вовсе отдельная тема. Так звучат дикторы из новостей с подключенными дорогими микрофонами. А тут ему даже микрофон не понадобился.

      Может, есть еще причины ссоры мамы с ее семьей? Неужели только из-за меня она от всего отказалась? Мне должно быть обидно за то, как с ней поступил дед, но я горжусь ею. Мама умела постоять за себя. Надеюсь, мой характер хоть чуточку похож на ее.

      Когда начинаю проваливаться в сон, слышу под боком тихие всхлипы. Продираю глаза, прислушиваюсь и приподнимаюсь. Сестра плачет, вытирая глаза.

      – Плости, я тебя лазбудила, – мямлит она сквозь слезы. Поколебавшись, она протягивает ко мне руки, и я обнимаю ее, как любимую плюшевую игрушку.

      – Что стряслось? – шепчу ей в макушку.

      – Мне плиснилась мама, – шмыгая носом, начинает Мила, – и она сказала, что больше никогда не плидет, а… а потом, что мы ей не нужны. Я ей не нужна!

      – Тише-тише, – поглаживаю сестру по спине. – Это всего лишь дурной сон.

      – Вела,