Небосвод Надиры. Giovanni Mongiovì

намного больше того, что может дать тебе рабад. Заурядные мужчины не достойны тебя, дочка.

      – Да кто заинтересуется девчонкой из простонародья?

      – Да сам великий каид! – с неожиданной готовностью произнесла Маймуна, будто с самого начала ждала случая сказать это.

      Надира смущенно рассмеялась, потом сказала:

      – На Сицилии не много великих каидов осталось, не считая твоего мужа, твоего брата, да еще…

      Она не договорила, у нее вдруг промелькнула странная мысль: Маймуна приехала к ней, говорит от имени и в пользу своего брата. Ее охватило беспокойство, она разволновалась и так встревожилась, что не могла больше произнести ни слова.

      – Надира, милая, ты отчего затрепетала? – спросила у нее Маймуна и погладила по щеке.

      Джаля смекнула раньше дочери, зачем пожаловала Маймуна, она забеспокоилась.

      – Надира, тебе как будто неприятны добрые слова Маймуны, – пристыдила она дочь.

      – Ты по какому делу приехала? – серьезно спросила Надира и сглотнула слюну.

      – Посмотреть, правду ли сказывают про Надиру из рабада. Тебе неприятно?

      – Да нет! – отозвалась Надира и нервно улыбнулась.

      Маймуна уговорилась с братом, что, если ее мнение о Надире окажется благоприятным, то она сделает так, чтобы девушка пришла в комнату подавать мужчинам на стол, а главное собственноручно подаст какое-нибудь яство каиду.

      – По-твоему каид Каср-Йанны поедет в рабад без всякой причины? Надира, Али будет бесконечно счастлив, если ты сама накормишь его из своих рук.

      В глубине души Надире не хотелось идти к каиду, не потому что идея Маймуны ей не нравилась, а из-за того, что дело было серьезное; она накрыла лицо, взяла из рук служанки сладости с фруктовой горчицей, медом и пряностями и понесла в комнату, где беседовали мужчины.

      Каид, как только увидел подходящую к нему Надиру, прервал разговор; это был знак Маймуны, что смотрины девушки прошли успешно.

      Умар замешкался, но тут же догадался об истинной причине визита своего господина.

      Надира опустилась на колени перед каидом, взяла с подноса кусочек сладкого и поднесла каиду ко рту, он нежно перехватил ее руку – она даже подумала, что в чем-то сплоховала – и, не отрывая взгляда от ее распахнутых глаз, заговорил на память стихи:

      «А ведом ли тебе, правитель вышний, ручья кристально-чистого полет,

      Где девица распустит локон пышный и цапля изумрудных вод испьет?

      Где странник глянет в вод зерцало ликом и душу распознает невзначай.

      А ведомо ль тебе, о мой великий, докуда простирается твой край?

      А ведомы ль тебе просторы эти и моря чудо, где не счесть красот,

      Где рыбаки к закату вынут сети, где рыбка плавником златистым бьет,

      Где вдруг прольется с неба дождик частый на сладость смокв и первых дынь межи?

      Я ведомы ль тебе, владыка ясный, Сицилии прекрасной рубежи?

      А ведом ли тот край, о всемогущий, где светлячкам в ночи потерян счет,

      Где померанца расстелились