Небосвод Надиры. Giovanni Mongiovì

сицилийцев и африканцев в единый народ, хоть и те, и другие веровали в Аллаха, было гораздо сложнее – и в прошлом из-за этого даже возникали беспорядки среди населения, – совсем не то, что помочь вжиться в исламское общество христианам и иудеям16. И верно, в законах шарии17 о христианах и иудеях говорилось ясно, и ничего или мало что могло вызвать споры; они были зимми, то есть вассалами, вынужденными платить джизью, то есть, подушную подать, но все равно имели право жить в своей вере. Африканцы же были настоящими противниками, теми, у кого сицилийские сарацины вынуждены были оспаривать первенство на владение островом.

      В рабаде же, где африканцев и не видели ни разу, в тот день тревожились больше всего о том, как бы не ударить лицом в грязь перед каидом Ибн аль-Хаввасом, эмиром Каср-Йанны, который неожиданно нагрянул к одному из своих сборщиков.

      – Вот бы и Коррадо тут быть! – воскликнула Аполлония, едва завидела въезжавших в деревню всадников.

      Аполлонии недавно исполнилось двадцать лет, она было хороша собой, с волнистыми каштановыми волосами и карими глазами. Белизна кожи делала ее еще красивее, так как у арабов девушки с европейскими чертами лица ценились больше. Не будь она христианкой, за ней наверняка ухаживали бы, и не будь рабад таким мелким предместьем, не будь обстановка там такой семейственной, кто-нибудь, несомненно, уже склонил бы ее принять ислам, пообещав выгодное замужество.

      Микеле был немного младше Коррадо и сильно походил на отца. Он словно от рождения был трудягой, и, хотя рослостью не отличался, был крепок телом и работал без устали. У него не хватало пары зубов, сломались, когда ему было десять лет, зубами он попытался вытащить большой гвоздь из бревна.

      – Коррадо, наверное, уже прослышал про каида, и они с отцом возвращаются с поля, – отозвался Микеле.

      – Что за человек, этот каид? – спросила Аполлония скорее у самой себя, чем у брата.

      Микеле растерянно глянул на нее и с ревностью в голосе ответил:

      – Сидела бы ты дома, как сидят многие магометанские женщины.

      – Я тут в рабаде не знаю никого, кто запирал бы сестру на ключ.

      – Сестра Умара давно на глаза никому не показывается, а когда выходит из дома, закрывает лицо чадрой.

      – Это значит, что есть братья еще ревнивее тебя. А к тому же Надире, чтобы мужчины обратили на нее внимание, одних глаз хватит.

      Слова Аполлонии стали пророчеством, которое предвещало многое, что произойдет с этого момента…

      Каид ехал по улицам средь всеобщего ликования толпы. Али ибн Ниму, которого чаще называли Ибн аль-Хаввасом, в народе любили. Даже имя его означало «демагог», то есть тот, кому благоволит народ. К тому же, он никогда не смог бы возвыситься до своего положения, если бы люди не поддержали его и не обладай он харизмой; выходец из рабов берберского племени, он выкупился на свободу и в конце концов стал каидом всей центральной Сицилии.

      Ибн аль-Хаввас ехал на шикарном гнедом

16

Иудеи – так в Средние века называли евреев.

17

Шария – исламское религиозное законодательство.