На последнем сеансе. Михаил Ландбург

плакат: «ТО, ЧТО ОТНИМАЕТ У ЧЕЛОВЕКА ЖИЗНЬ, ВОЗВРАЩАЕТ МУЗЫКА», а потом, переведя взгляд на пианино, подумал: «Слава Богу, что я не писатель…»

      И снова – стена – поворот, стол – поворот, книжный шкаф – поворот.

      Отчаянно пытаясь стряхнуть с себя наваждение, я мотал головой, однако вздорные мысли вцепились в меня и не отпускали. «Как же теперь?» – нежданный сбой в привычно отлаженном долгими годами мозгу вызывал досаду.

      «Не бери в голову!» – любил советовать мой дядя Яков, но смущали слова Декарта: «Беру в голову – следовательно, существую».

      Решил довериться к внутреннему голосу. Он подсказал, что я всё ещё хочу существовать, и я принял сторону Декарта.

      Не помня себя от растерянности, я припал к распахнутому окну. Тротуар устало освещал фонарь, но я отчётливо различил лицо женщины из чёрного «мерседеса». Тот «мерседес» и то самое лицо. Ведь то самое…

      Я не мог допустить мысли, что чуть сгорбленная, грузная женщина с измученным выражением лица – та самая Юдит, которая…

      Раскрыв губы, я непонятно у кого спросил:

      – Может, теряю рассудок?

      Чей-то голос ответил:

      – Напряги мозги.

      Я напряг. Понял, что угодил в ловушку.

      – Ты пришла? – крикнул я в окно.

      Пожилая женщина в тёмной накидке с серебристыми блёстками низко опустила голову.

      – Обо мне вспомнила?

      Женщина вскинула к ушам ладони.

      – Нет?

      – Молчи! – потребовала она.

      – Разве можно? – задыхался я от собственного крика. – Все эти годы я…

      – Молчи!

      – Но ведь я…

      – Будет лучше, если на меня смотреть не будешь. Помнишь, стоило Орфею оглянуться назад, как…

      – Сегодня правила другие! – огрызнулся я.

      – Ты уверен? – Лицо женщины оставалось бесстрастным, даже чуть размытым.

      Нет, уверен я не был.

      Казалось, что и голос, и слова женщины выпали из давно не существующего времени. «У неё своё время», – догадался я.

      Вдруг женщина достала из внутреннего кармана накидки зелёную свечу и зажгла её, а потом вместе со свечой повалилась в чёрный автомобиль.

      На тротуар – точно на то место, где минуту назад стояла эта женщина, – упала высохшая горбушка хлеба.

      Я встряхнул головой и, протерев тыльной стороной ладони глаза, спросил у себя: «Что происходит со временем?»

      Что-то обожгло мои губы, а перед глазами заполыхали синие вспышки света.

      Я оставил окно.

      Почувствовав, как во мне шевельнулся холодный сгусток смущения, я опечаленно пробормотал:

      – Что за чертовщина…

      Ответа не было.

      Закрыв глаза, я сам у себя полюбопытствовал: «Ну, и зачем всё это теперь?»

      Ответа не было.

      Где-то я прочёл, что жить – это умение забывать, отрешаться от себя и лишь совсем изредка вспоминать про прошлые кусочки…

      В тот вечер, когда мне исполнилось семнадцать, отец пригласил своих приятелей на мой домашний концерт. Я исполнял этюд № 3 Листа и элегию Массне.

      В