На последнем сеансе. Михаил Ландбург

в какую-то улочку («Дальше пойду сама»), мы остановились.

      На губах у девушки блуждала странная улыбка.

      Кивнув на мои пальцы, Юдит сказала:

      – Такого Листа мне слышать не приходилось. Ты просто гигант!

      – Гигант?

      – Или король!

      – Король?

      – Или Геракл!

      – Геракл? А кто ещё?

      Юдит рассмеялась и сказала:

      – Чемпион!

      Я подумал: «Вот они: Успех и Слава!»

      Юдит больше не смеялась. Она смотрела, как я молчу. Она смотрела так замечательно, что я был готов онеметь навеки.

      – Не молчи, – попросила она.

      Я сказал:

      – Как называются твои духи?

      – Chanel № 5.

      – Они, наверно, страшно дорогие?

      – Думаю, что да. Знаешь, весь вечер я наблюдала за твоими пальцами. Они у тебя удивительно страстные, азартные, нежные… Ты просто гигант!

      Девушка опустила глаза.

      Мы снова замолчали.

      У меня перехватило дыхание. Даже во время боёв на ринге моё дыхание так туго не перехватывало, а тут вот… В эти минуты я был готов пройтись по улицам города на руках, кажется, у меня хватило бы смелости заговорить с Богом, но больше всего мне хотелось вновь услышать, как звучат слова «ты просто гигант».

      – По-твоему, я действительно гигант? – прошептал я.

      – Или король.

      – Король?

      – Или Геракл.

      – Геракл? А кто я ещё?

      – Этого мало? Сегодня был чудесный вечер.

      Меня затрясло, и я почувствовал, как вдруг лишился глаз, языка, ушей.

      – Кажется, я самый счастливый в мире калека, – залепетал я.

      – Что?

      Я не стал выдавать своё состояние дополнительными словами. Даже если б хотел это сделать, то и тогда вряд ли бы нашёл нужные слова. Я сказал:

      – Заканчиваю разучивать новую вещь. Приходи через неделю.

      Юдит загадочно улыбнулась и сказала, что для неё музыка, картины, книги – удовольствия дорогие.

      – Позабочусь, чтобы тебя впустили без билета, – пообещал я. – Пожалуйста, приходи! Придёшь?

      Она пришла.

      Был полдень. Я сыграл соль-минорную балладу Шопена.

      Юдит спросила, что означает баллада.

      – Раздумье, – объяснил я.

      – Над чем?

      – У каждого композитора над чем-то своим.

      – А у Шопена?

      – Всё то, что серьёзно – всегда тайна.

      Юдит заговорила о том, что рано лишилась матери, и тогда отец, известный инженер на крупном сталелитейном заводе в Будапеште, перебрался со своей девятилетней дочкой в Израиль. Через полгода он почему-то выбросился из окна их съёмной комнаты.

      Юдит замолчала.

      Я старался увидеть, как она молчит, ибо всегда считал, что по тому, как человек молчит, можно вполне угадать, о чём он молчит. Это похоже на вдруг перехваченный тобою взгляд. Просто взгляд…

      – Неизвестность меня пугает. Всегда, – продолжила Юдит.

      – Я