Домашний фронт. Кристин Ханна

Майкл. Его ласковый тон удивил и растрогал ее. На мгновение ей показалось, что они стали прежними.

      Ей так страстно этого хотелось, она нуждалась в этом, нуждалась в Майкле.

      – Меня призывают.

      Майкл замер, словно перестал дышать.

      – Ты шутишь, да? – наконец выдавил из себя он.

      – Разумеется, нет. Какие могут быть шутки, когда речь идет о войне? – Голос Джолин дрогнул. На секунду силы оставили ее. Она поняла, как ей хочется, чтобы Майкл обнял ее, сказал, что все будет хорошо, и они справятся. – Сначала боевая подготовка в Форт-Худ, потом Ирак.

      – Ты служишь в Национальной гвардии, черт возьми! Ты не солдат действующей армии, не настоящий солдат.

      Джолин поморщилась:

      – Я окажу тебе услугу и забуду эти слова.

      – Тебе не место на войне, Джо. Послушай. Тебе сорок один год…

      – Теперь вспомнил!

      – Там гибнут люди.

      – Я в курсе, Майкл.

      – Скажи им, что у тебя дети. Нельзя же требовать, чтобы ты бросила детей.

      – Каждый день люди отправляются на фронт, оставляя своих детей.

      – Знаю, – отмахнулся он. – Но ты мать.

      – Сначала я была солдатом.

      – Черт возьми, это не игра, Джо, тебя отправляют на фронт. Скажи им: нет уж, спасибо.

      Джолин смотрела на него, не веря своим ушам.

      – За это меня могут отдать под трибунал. И отправят в тюрьму. Отказаться нельзя.

      – Тогда уволься.

      Он ее совсем не знает, если может предлагать такое. Честь для него – просто слово, а юристы привыкли играть словами. Он понятия не имеет, что значит увольнение с лишением прав и привилегий.

      – Я давала клятву, Майкл.

      – А как насчет клятвы у алтаря? – парировал он.

      – Сукин ты сын! – Джолин сорвалась на крик. – Все эти годы я любила тебя, обожала и поклонялась. А вчера вечером ты заявил, что больше меня не любишь и, возможно, захочешь развестись. А теперь эгоистичный придурок, который меня совсем не знает, предлагает мне уволиться из Национальной гвардии.

      – Какой надо быть матерью, чтобы бросить своих детей?

      Джолин задохнулась от ярости. Даже пощечина не могла бы так оскорбить ее.

      – Как ты смеешь мне такое говорить? Это ты самый ненадежный человек в нашей семье. При мысли о разлуке с ними у меня разрывается сердце, но я не могу иначе. – Голос ее прервался. – Это мой долг.

      – Значит, на фронт?

      – Ты рассуждаешь так, словно у меня есть выбор, Майкл. У меня нет выбора: либо на фронт, либо в тюрьму. Как ты не понимаешь, меня призывают на действительную службу.

      – И тебя удивляет, что я разозлился. С самого начала мне не нравилась твоя дурацкая армия.

      – Приятно слышать, как ты пренебрежительно отзываешься о том, чем я занимаюсь.

      – Война, и эта война в особенности, бессмысленна. Я не Колин Пауэлл[6], но все же прекрасно понимаю, что вертолет – большая мишень, и по нему стреляют. Что я должен сказать? «Тебе повезло, Джолин. Отправляйся в Ирак и береги себя. Мы будем тебя ждать».

      – Да, –

6

Глава Объединенного комитета начальников штабов США во время войны в Персидском заливе.