Три товарища и другие романы. Эрих Мария Ремарк

нет, я узнаю мотор.

      Он посмотрел на меня с раздражением. По-видимому, он считал себя заправским автомобилистом. По отношению к Пат он был сама снисходительность и само терпение, но стоило мне заговорить о машинах, как от очков его сыпались недовольные искры и он давал понять, что разбирается в этом лучше.

      – Нет, это невозможно, – отрезал он и снова ушел в дом.

      Я остался в саду. Я весь дрожал от нетерпения. «„Карл“, „Карл“», – повторял я. Теперь пошла череда приглушенных и резких ударных звуков – машина проезжала деревню, в бешеном темпе проскакивая между домами. Вот хлопки ослабели – машина пошла лесом, а вот мотор взревел уже близко – с нарастающим, неистовым ликованием, туман прорезали яркие фары, слепящий свет летел на нас вместе с грохотом… Врач был явно ошеломлен. Взвизгнули тормоза, и машина как вкопанная остановилась у садовой калитки.

      Я рванулся к машине. Профессор уже вылезал из нее. Не обращая на меня внимания, он направился сразу к врачу. За ним шел Кестер.

      – Как она? – спросил он.

      – Кровь еще идет.

      – Это бывает, – сказал он, – не паникуй прежде времени.

      Я молча смотрел на него.

      – У тебя найдется сигарета? – спросил он.

      Я дал ему закурить.

      – Хорошо, что ты приехал, Отто.

      Он жадно курил.

      – Решил, так будет лучше.

      – Ты очень быстро ехал.

      – Да ничего. Вот только туман был в одном месте.

      Мы сидели рядышком на скамье и ждали.

      – Думаешь, пронесет?

      – Конечно. Кровотечение – вещь не такая опасная.

      – Она никогда мне об этом не говорила.

      Кестер кивнул.

      – Она должна жить, Отто.

      Он не смотрел на меня.

      – Дай-ка мне еще сигарету, – попросил он, – забыл прихватить свои.

      – Она должна жить, – сказал я, – иначе все, все ни к черту.

      Вышел профессор. Я встал.

      – Будь я проклят, если я еще когда-нибудь поеду с вами, – бросил он Кестеру.

      – Вы меня извините, – ответил Кестер. – Это жена моего друга.

      – Вот как, – сказал Жаффе и взглянул на меня.

      – Она будет жить? – спросил я.

      Он испытующе посмотрел на меня. Я отвел глаза в сторону.

      – Вы полагаете, я стал бы прохлаждаться здесь с вами, если бы она была в опасном состоянии? – заметил он.

      Я стиснул зубы. И сжал кулаки. Я плакал.

      – Простите меня, – сказал я, – но все произошло так быстро.

      – Такие вещи быстро не происходят, – возразил Жаффе, улыбнувшись.

      – Я немного раскис, Отто, – сказал я. – Не обращай внимания.

      Он повернул меня за плечи и подтолкнул к двери.

      – Зайди туда. Если профессор позволит.

      – Я уже в порядке, – сказал я. – Можно мне войти?

      – Да, только не разговаривайте с ней, – ответил Жаффе, – и не задерживайтесь долго. Ей нельзя волноваться.

      От слез я не видел ничего, кроме зыбких бликов в тазу с водой. Я моргал – и блики множились