Сочинения. Борис Савинков

конце Москвы, в Нескучном саду. В густой зелени лип затаился белый дворец. Здесь недавно жил генерал-губернатор.

      Федор задумчиво говорит:

      – В каких хоромах, мерзавцы, живут. Сладко спят, сладко едят… Баре проклятые… Ну да ладно: гляди, – служи панихиду.

      – Федор…

      – Чего?

      – Если будут судить, не забудь взять защитника.

      – Защитника?

      – Да.

      – То есть это адвоката какого?

      – Ну да, адвоката.

      – Адвоката не надо… Не люблю я их, адвокатов этих…

      Да и суда вовсе не будет… Ты думаешь, что? Не нужно мне этих судов…

      Последняя пуля в лоб, вот и готово дело.

      И я по голосу знаю, да, действительно: последняя пуля в лоб.

      27 июля

      Я иногда думаю о Ване, об его любви, об его исполненных верой словах. Я не верю в эти слова. Для меня они не хлеб насущный и даже не камень. Я не могу понять, как можно верить в любовь, любить Бога, жить по любви. И если бы не Ваня говорил эти слова, я бы смеялся. Но я не смеюсь. Ваня может сказать про себя:

      Духовной жаждою томим,

      В пустыне мрачной я влачился,

      И шестикрылый серафим

      На перепутьи мне явился…

      И еще:

      И он мне грудь рассек мечом,

      И сердце трепетное вынул,

      И угль, пылающий огнем,

      Во грудь отверстую водвинул.

      Ваня умрет. Его не будет. С ним погаснет и «угль, пылающий огнем». А я спрашиваю себя: в чем же разница между ним и, например, Федором? Оба убьют.

      Обоих повесят. Обоих забудут. Разница не в делах, а в словах.

      И когда я думаю так, то смеюсь.

      29 июля

      Эрна говорит мне:

      – Ты меня не любишь совсем… Ты забыл меня… Я чужая тебе.

      Я говорю неохотно:

      – Да, ты мне чужая.

      – Жорж…

      – Что, Эрна?

      – Не говори же так, Жорж.

      Она не плачет. Она сегодня спокойна. Я говорю:

      – О чем ты думаешь, Эрна? Разве время теперь? Смотри: неудача за неудачей.

      Она шепотом повторяет:

      – Да, неудача за неудачей.

      – А ты хочешь любви? Во мне теперь нет любви.

      – Ты любишь другую?

      – Может быть.

      – Нет, скажи.

      – Я сказал давно: да, я люблю другую.

      Она тянется всем телом ко мне.

      – Все равно. Люби, кого хочешь. Я не могу жить без тебя. Я всегда тебя буду любить.

      Я смотрю в ее голубые, опечаленные глаза.

      – Эрна.

      – Жорж, милый…

      – Эрна, лучше уйди.

      Она целует меня.

      – Жорж, я ведь ничего не хочу, ничего не прошу. Только будь иногда со мною.

      Над нами тихо падает ночь.

      31 июля

      Я сказал: не хочу помнить Елену. И все-таки мои мысли с нею. Я не могу забыть ее глаз: в них полуденный свет. Я не могу забыть ее рук, ее длинных прозрачно-розовых пальцев. В глазах и руках душа человека. Разве в прекрасном теле может жить уродство души?.. Но пусть она не радостная и гордая, а раба. Что из того? Я хочу ее, и нет ее лучше, нет