Неподобающая Мара Дайер. Мишель Ходкин

стоял по мою сторону забора, близко. Слишком близко. Плохо, что я не слышала, как он подошел. На нем была белая в пятнах майка и рваные джинсы, макушка его была лысой, а на плечи падали длинные сальные волосы.

      Что сказать тому, чью собаку ты собираешься украсть?

      – Привет.

      – Я спросил, чего ты творишь с моей псиной.

      Он прищурил на меня налитые кровью и слезящиеся голубые глаза. Я подавила желание забить его до смерти какой-нибудь палкой и вместо этого помедлила, оставив его вопрос без ответа. У меня, у девочки-подростка, не знающей, есть ли у фермера-засранца нож или пистолет в кармане, не было большого выбора. И я заговорила самым невинным голосом глупенькой девчонки:

      – Я просто шла в школу и увидела вашу собачку! Она такая милая, какой она породы?

      Я надеялась, этого хватит, чтобы он передумал грабить меня и отбирать завтрак. Я затаила дыхание.

      – Она питбуль, ты что, раньше их не видала?

      Он сплюнул в грязь комок какой-то противной дряни.

      Таких тощих не видала. Я вообще не видела настолько худых собак или настолько худых других животных.

      – Не-а. Такая замечательная собака! Она много ест?

      Беспардонно глупый вопрос. Когда-нибудь я погибну из-за того, что не умею следить за своим языком. Может, погибну прямо сегодня.

      – Тебе-то какое разэтакое дело?

      Ну… Веди себя как взрослая или беги домой.

      – Она умирает с голоду, и цепь у нее на шее слишком тяжелая. У нее укусы на ушах и шрамы на морде. Вы что, не можете лучше о ней заботиться?

      Голос мой становился пронзительным.

      – Она такого не заслужила!

      Я начинала терять самоконтроль.

      Его челюсти напряглись, впрочем, как и все тело. Он подошел так близко, что оказался лицом к лицу со мной. Я задержала дыхание, но не двинулась с места.

      – Да кто ты, к дьяволу, такая? – просипел он. – Проваливай! Еще раз тебя увижу – уже не буду таким вежливым!

      Я невольно вдохнула отвратительную вонь, которой на меня веяло, и посмотрела вниз, на собаку, которая съежилась, стараясь держаться подальше от своего владельца. Мне не хотелось ее оставлять, но я не могла придумать, как справиться со всеми этими помехами: колючей проволокой, ошейником на замке и тяжелой цепью. С ее хозяином. Поэтому я с трудом отвела от нее глаза и двинулась прочь.

      И тут услышала вопль.

      Круто обернувшись, я увидела, что собака скорчилась, прильнув к земле. Ее хозяин держал тяжелую цепь. Наверное, он рванул ее.

      Больной ублюдок мне улыбался.

      Меня переполнила ненависть, до краев. В тот миг я ненавидела этого человека сильней, чем кого-либо прежде за всю свою жизнь; у меня кулаки чесались его отделать, но это было мне не под силу. Поэтому я повернулась и побежала, чтобы дрожащие руки и ноги выплеснули хоть какую-то часть ярости, поднявшейся из глубины моей души, – ярости, о которой я и не подозревала. Ноги мои стучали по тротуару, а мне хотелось, чтобы они выбили улыбку с лица этого грязного типа. И, едва эта мысль мелькнула