Неподобающая Мара Дайер. Мишель Ходкин

войти в дом.

      – Со мной и вправду все просто прекрасно.

      Я улыбнулась, демонстрируя, насколько со мной все прекрасно.

      – Тут совсем недалеко. Но все равно спасибо.

      – Мне все-таки хотелось бы, чтобы…

      – Она сказала, что с ней все прекрасно, Винс. Иди-ка и взгляни на это, ладно?

      Детектив Гадсен внимательно посмотрел на меня.

      – Спасибо за звонок.

      Я пожала плечами.

      – Я должна была что-то сделать.

      – Конечно. Если вспомнишь что-нибудь еще, – сказал детектив, протягивая мне свою визитку, – звони мне в любое время.

      – Позвоню. Спасибо.

      Я пошла прочь, но, завернув за угол, прислонилась к прохладной оштукатуренной стене и прислушалась.

      По гравию похрустывали чьи-то шаги; вскоре к ним присоединились еще одни. Детективы разговаривали друг с другом, в разговор вступил третий голос, которого я не помнила. Наверное, кто-то зашел в дом прежде, чем я сюда добралась.

      – Скорее всего, он умер семь часов назад.

      – Итак, примерно в девять утра?

      В девять. Спустя несколько минут после того, как я от него убежала. Я не могла сглотнуть, в горле пересохло.

      – Это мое предположение. Жара и дождь мешают точно определить время. Вы же знаете, как это бывает.

      – Знаем.

      Потом я услышала что-то насчет температуры, трупных пятен, падения из-за того, что человек споткнулся, и траекторий – сквозь громкий гул крови, пульсирующей в ушах. Когда шаги и голоса стихли вдали, я рискнула выглянуть из-за угла.

      Они ушли. Может быть, в дом? И под таким углом я увидела собаку. Она была некрепко привязана к покрышке в дальнем конце двора, ее шерсть сливалась с землей. Дождь теперь лил ровно, беспрестанно, но она даже не вздрагивала.

      Не думая, я побежала к ней. Моя футболка промокла насквозь. Я огибала мусор и детали машин, ступая как можно осторожнее. Спасибо дождю за то, что он скрывал звук моих шагов. Но, если кто-нибудь в доме обратит внимание на происходящее снаружи, меня, наверное, услышат. И точно увидят.

      Когда я добралась до собаки, небеса мстительно разверзлись. Я опустилась на колени, чтобы отвязать ее от покрышки. Потом слегка потянула за привязь.

      – Пошли, – прошептала я ей на ухо.

      Собака не двинулась. Может быть, не могла. Ее шея была стерта до мяса, кровь сочилась из того места, где ее натер тяжелый ошейник, и я не хотела ее тянуть. Но потом голоса сделались громче и стали приближаться. У нас не было времени.

      Я обхватила собаку одной рукой вокруг туловища и подняла ее на лапы. Она была слабой, но осталась стоять. Я снова зашептала ей и ласково подтолкнула в крестец, чтобы заставить пойти. Она сделала шаг, но дальше не двинулась. В голове моей зазвенела паника.

      Что ж, я подняла собаку на руки. Она весила меньше, чем должна была, но все-таки оставалась тяжелой. Пошатываясь, я длинными шагами двинулась вперед, пока мы не убрались со двора. Из-за пота и дождя волосы мои прилипли ко лбу и шее. К тому времени, как мы завернули за угол, я тяжело дышала, и у меня дрожали колени. Я опустила собаку.

      Я сомневалась, что смогу