Они ведь едят щенков, правда?. Кристофер Бакли

отнюдь не был «мягкотелым» в своем отношении к тибетцам – вопреки мнению о нем генерала Ханя – да и министра Ло. Будучи партийным боссом в Лхасе, Фа руководил подавлением не менее полудюжины мятежей. Он лично подписал смертный приговор 679 тибетцам, треть из которых были женщинами. А потом начались кошмары.

      Дело было вот как. Однажды расстреливали ламу – выстрелом в затылок из винтовки калибра 7,62 мм. Стандартная процедура. Но потом Ган рассказал Фа, что лама шел на казнь, выкрикивая проклятья. «Как-то странно – он ведь все-таки лама?» – спросил Фа. Больше того: этот человек проклял лично секретаря областного комитета Фа Мэнъяо, назвав его имя. Точнее, когда солдаты тащили его к глиняной стене, он громко выкрикнул: «Фа Мэнъяо! Фай ша за мкхан!»

      Фа знал лишь азы тибетского языка. Гану явно было неловко.

      – Ну, Ган? Что значат его слова?

      – Похоже, это традиционное тибетское проклятье, товарищ секретарь облкомитета. Мне доложили, что оно означает…

      – Ну же, выкладывайте, Ган.

      – Он говорил, что вы – пожиратель плоти собственного отца, – проговорил Ган с некоторым смущением. – Что-то в этом роде.

      Фа выдавил из себя сухой смешок.

      – Не очень-то буддийское выражение, надо сказать.

      Но эти слова запали ему глубоко в душу. В ту же ночь ему приснился первый сон. Фа приснилось, будто он жадно поедает пельмени из большой миски. Но у пельменей был какой-то странный – жуткий вкус. Всмотревшись в миску, он с ужасом увидел лицо своего горячо любимого покойного отца, глядевшего на него. Фа проснулся с криком, весь в холодном поту. И почти тот же самый сон стал являться ему ночь за ночью – с тех пор одна только мысль о том, что ему предстоит лечь в постель, вселяла ужас.

      – Что тебе приснилось? – спросила жена Фа после четвертого кошмара.

      – Пустяки, – дрожа, ответил Фа. – Будто я съел кое-что. – У него язык не поворачивался пересказать свой сон – даже мадам Фа.

      Он стал более внимательно, вдумчиво подходить к подписанию смертных приговоров. Некоторые из них он смягчал или даже с ходу отменял. К некоторым людям он проявлял милосердие – если только можно называть «милосердием» приговор к многолетнему заточению в зловонной тюремной камере.

      Кошмары не прекращались. Фа начал произносить речи о необходимости «гармоничного сближения». Это вызвало удивление среди некоторых партийцев там, в Пекине. Однако его умеренность в отношении тибетцев все же привнесла известный покой в автономный район. Мятежи утихли. Остаток срока, проведенного Фа в должности партийного босса в Лхасе, оказался в целом лишенным событий, зато плодотворным: под его руководством удалось выполнить главную задачу, которую ставила партия в Тибете, а именно – переселение туда сотен тысяч этнических китайцев-хань. Должно пройти еще лет двадцать – тридцать, и этнические китайцы численно превзойдут коренное тибетское население; таким образом, интеграция Тибета в состав Великого Китая будет завершена. Тибетцы тоже это понимали, и потому появление большого количества ханьцев