Они ведь едят щенков, правда?. Кристофер Бакли

[18]. – Энджел с отвращением взмахнула руками. – Да, мне просто невероятно везет.

      – А кстати, почему вы обозвали ее ведьмой?

      – Потому что она вставляет нам палки в колеса. Неужели вам и правда нужно это объяснять?

      – Она производит довольно приятное впечатление. Нельзя же, в самом деле, винить ее за то, что она скорбит о гибели сына.

      – Она оппортунистка. Она выступает с циклом лекций и зашибает огромные деньги.

      Жук поглядел на Энджел.

      – Можно дать вам совет? Не говорите об этом на телевидении.

      – Она огребает двадцать пять кусков за одно выступление!

      – Может быть, лучше просто сказать, что то замечание про ведьму было вырвано из контекста, и всё?

      – Извиняться? Я не собираюсь извиняться перед этой актерствующей профессиональной плакальщицей!

      – Ну, просто скажите, что были слишком эмоциональны, ведь все мы подвержены эмоциям, и так далее, и тому подобное. Ее сын погиб, сражаясь за великое дело, и так далее и тому подобное. Ну, и все, кончайте с этим – и вперед, на Пекин!

      – Она первая начала.

      – Энджел! Вы называете ее оппортунисткой за то, что она выступает против войны. Я бы сказал, это вы первая начали.

      – «Никогда, никогда, никогда, никогда не сдавайтесь». Уинстон Черчилль.

      – Отлично. Тогда обзовите ее актерствующей и так далее. Да почему бы просто не перегнуться через стол и не влепить ей пощечину? Слушайте, нам нельзя медлить – пока что наш душка еще лежит в римской больнице. А то, не успеем мы и глазом моргнуть, он уже полезет обниматься с Папой Римским. – Жук вдруг умолк. – Погодите. Мы даже можем заявить, что эти гады собирались их обоих на тот свет отправить. И Далай-ламу, и Папу. Гм! Китайцы же ненавидят католиков. Они то и дело бросают в тюрьму какого-нибудь епископа, который выслушивает исповеди или раздает облатки.

      Машина завернула за угол. Энджел тяжело вздохнула.

      Действительно, толпа собралась внушительная. Включая конную полицию.

      – Копы на конях! – сказал Жук. – Ваш выход, мадемуазель.

      Бёрка быстро обогнул угол и затормозил у наклонного въезда в подвальный этаж. Там стояли и явно нервничали полдюжины охранников и полицейских.

      – Темплтон?

      Бёрка кивнул.

      – Въезжайте. Мы стараемся никого не допускать к этому входу, но тут столько недовольных собралось!

      Энджел открыла пудреницу и подкрасила губы. Потом защелкнула ее.

      – Добро пожаловать в мир Энджел Темплтон, – сказала она.

      Два часа спустя они с Жуком были уже в Институте постоянных конфликтов. Энджел казалась бледной – даже под слоем телевизионного грима. Она залезла в холодильник под баром, вытащила бутылку охлажденной водки, наполнила наполовину две рюмки, одну вручила Жуку.

      – Обычно в такое время я не пью, – сказала она, – но сейчас выпью.

      – Вы отлично выступили, – сказал Жук. – Правда. – Он отхлебнул водки. – У них что, всегда там столько охраны, внутри студии?

      Энджел одним махом осушила рюмку.

      – Уф!