Дом, которого нет. Мара Винтер

агрессию, но та однажды рвётся

      наружу в миг, когда слаба слишком, её держать.

      Ну, мне тогда ей стать лишь остаётся.

      – А почему б, – спросил он, – её просто

      ни воспринять, как часть себя, как нос иль

      глаза? – коснулся носа пальцем указательным,

      а Лора отшатнулась, как с удара.

      Искрило прямиком, не по касательной.

      Но человек ей важен больше жара

      того, что в областях, прикрытых дважды.

      Для разговора отреклась от жажды

      другого толка. Разговор стократ важнее.

      Случается дай боже в год он раз…

      Нет, настоящий, не в пример всей болтовне,

      что окружает шумом улья нас.

      Глушила, кроме головы, все точки Лора.

      Низо́к, очнувшись, добивался ссоры.

      – Я не терплю притрагиваний. Если

      уж хочешь, разрешенья попроси.

      – Но трогать просто так ведь интересней,

      ты не находишь? – было свыше сил

      её, в ответ улыбочке ехидной

      не зарядить холодной: серповидной.

      – Знакомы мы с тобой не больше часа,

      а ты уж вторгся в личное пространство.

      Не думай, что со мной такое часто.

      Ты мне общением по нраву, а не страстью.

      Не думай я, что ты – как я, но пола

      другого… – Что, свалился бы во двор я? –

      Смех чертенятами в углах гнездится губ.

      А ей, однако, вовсе не до смеха.

      Мощнейшая волна (хоть он не груб,

      но не считается ни с "не", ни с его эхом),

      от живота и вниз прошла, как в кратере.

      Сравненье по́шло. Но зато понятно всем.

      – Прошу одно: дистанцию держать, –

      вздохнула Лора. И усильем титаническим

      в себе расправилась со всем, что унижать

      могло её, по её мненью, статус личности.

      Ян удивлён такой был бурною реакцией.

      Краснел, как дева (девой был) Горацио.

      Ей позвонили. Мать. Идти домой

      для разговора срочного сказала.

      Она и наплевала б на конвой,

      игнором спровоцировав скандал, но

      уйти был нужен повод. Впечатление

      нуждалось в обмозговываньи (времени).

      – Ещё увидимся, – сказал он, номер взяв.

      На всякий случай та его оставила.

      И, гордая защитой своих прав

      перед абьюзом, трепеща, рассталась с ним.

      Ни разу в жизни не испытывав подобного,

      не понимала, что с ней. Мозг преда́л её.

      Тридцаток сребреников взял Искариот

      Иуда. Этот сделал всё бесплатно.

      Без поцелуев и прощаний, сдал живот

      и области приложенные. Знатно

      ругалась на себя, обратный путь

      успев Египетской Марии протянуть:

      от кающейся грешницы до девки

      бордельной, той, что даст, её раз тронь.

      Из головы пришёл он. Образ редкий

      стал редкой тварью, оседлавшей трон.

      Не знала ничего о нём, но чуяла,

      что может оказаться не к плечу пальто.

      И злилась. Мать с Инессой, в удивление,

      ей предложили… лишь