Дом, которого нет. Мара Винтер

случится так, заранее!

      – Раз леди курит, отчего бы нет, –

      он улыбнулся. В этом нет секрета,

      сама такой привычкой много лет

      я наслаждаюсь. С возраста Джульетты.

      Курильщикам попроще находить

      утерянную диалога нить.

      Оставлю их обмениваться фразами.

      Подробности, как делали рапсоды,

      и ни к чему, и некогда рассказывать.

      Всё тягостно… Ну, кроме виски с содовой.

      Перемотаем дальше. Благо, пульт

      в моих руках. Кино для века – культ.

      Заброшка кру́гом шла. Обилье комнат

      балконы выводило внутрь, во двор.

      Весна цвела. Земля цветы исторгла.

      Там, на балконе, был их разговор,

      обрушившем ограду. Вниз ногами

      сидели на каменьях, как в вигваме.

      Не назовёшь "мужчиною и девочкой".

      Пованивает возрастом согласия.

      Скорее так: сошлись две родственных души

      с кипящим от касаний сладострастием.

      Болтушкой Лора не была, но тут

      разговорилась (да, уму капут):

      – Меня любят животные и дети,

      что странно, потому что я их – нет.

      За приручённых, знаю, мы в ответе…

      Вот люди сторонятся. Будто цвет

      мой внутренний отпугивает малость.

      – Да много ль, – Ян ей, – ты с людьми встречалась?

      Они так стали ре́дки, что с огнём,

      как Диоген, искать – совсем бессмысленно.

      В век плоской эфемерности живём.

      Экран мелькает, но за глянцем мысли нет.

      Глаза твои пугают, говоришь…

      Сама б их видела. Древнее только тишь. –

      Смущённо улыбаться не умела

      она, и потому лишь ухмыльнулась.

      Он, заседая там, почти забыл про дело,

      что привело в зал заседанья накануне.

      "Глаза" сказал, хоть трудно, с Лорой раз

      столкнувшись, белый не увидеть глаз.

      Отравленная жизнь сидела рядом.

      Но и́наче отравлена, чем мать:

      та верность променяла на усладу,

      а эта всё пыталась понимать

      снаружи. Нет, не жизнь. Глазами смерти

      таращилась, как на Адольфа – Герти.

      Их разговор легко шёл, как по маслу

      (отставлю мысли пошлые пока).

      Ученики святого Зороастра

      его не слушали внимательно так, как

      она его. А он с миниатюрой

      своей остался заперт во фритюре.

      Худая и кривая. Взбит пучок

      волос – неряшливый, как у Уайнхаус под кайфом.

      В девицах он отнюдь не новичок,

      но всё же удивлён: без всяких "ай", "фу"

      и прочих восклицаний та считает,

      что убивать мужчине подобает.

      – Живём отнюдь мы, знаешь, не в идиллии.

      Щека вторая – доведеньем до абсурда

      зла, мол, "давай, ударь" – низводит силу в ноль.

      Как-то смеясь, маньяка я спугнула,

      его молила слёзно: ну, убей,

      и тот сбежал от психа поскорей.

      Но это не относится к сражениям.

      Чтоб друг внутри был, нужен внешний враг.

      Святое