Великие битвы великой страны. Сергей Петрович Алексеев

мортиры! – понял Гришатка. – Ах, вот куда запрятал их управитель!» Мальчик вскочил и помчался назад. Он спотыкался, падал, подымался, снова бежал. Сколько прошло времени, Гришатка не помнил. Он очумело тыкался то в одну, то в другую сторону. Наскакивал на стены, ударялся о какие-то балки и перекрытия. Наконец, полностью обессилевший, он опять опустился на землю. В нос снова ударил едкий, противный запах. Гришатка зевнул и забылся.

      «Тут они, тут»

      После бессонной ночи Хлопуша казался чернее тучи. Страшно глянуть, страшно подойти к человеку.

      Облазили казаки, башкирцы и сам Хлопуша вдоль и поперек весь завод, опросили всех жителей, на конях выезжали в лес и в степь. Никаких следов, ни слуху ни духу. Словно и вовсе не приезжал на завод Гришатка.

      И вот, когда, казалось, все надежды потеряны, в избу к Хлопуше ввалился плечистый, бородатый детина. Бросился в ноги:

      – Не гневись, батюшка.

      – Подымись, работный человек, – произнес Хлопуша.

      Детина поднялся.

      – Батюшка, сыскался, сыскался твой… – пришедший детина запнулся, – сынок, значит.

      Хлопуша вскочил, схватил детину руками за грудки, тряхнул:

      – Да где же он, говори!

      – Играли, играли мальцы, – заторопился детина. – На руднике, на шахте. Да упустили бадью. А в бадье он, он самый – твой, значит. Мальцы с перепугу молчали. А потом Санька – мой, значит, взял и признался. Я его, батюшка, уже отодрал батогом, значит. Конопатый он у меня, до баловства дюже прыткий. Не гневись, батюшка.

      К руднику Хлопуша мчал с лошадиной прытью, только пятки сверкали. Подлетел, сразу полез в бадью.

      – Да куда ты, батюшка? – пытался остановить великана дядя Митяй. – Да ты тут постой, тут. Мы без тебя.

      – Крути! – крикнул Хлопуша сбежавшимся людям.

      Спустили Хлопушу.

      – Гришатка! Дитятко! Гришатка! – кричит великан.

      Тихо. Нет мальчика.

      Бросился Хлопуша в подземные коридоры. Следом за ним спустились другие. С факелами, с фонарями в руках. Расползлись люди в разные стороны.

      – Гришатка, Гришатка! – несется со всех сторон.

      – Гришатка, дитятко! – перекрывает всех голос Хлопуши. Носится, мечется он по коридорам и переходам, словно ветер-буран в непогоду.

      И вот наконец великан различил маленький, съежившийся комок – детское тельце.

      – Дитятко, дитятко! Родненький. Сынок! – задыхался от счастья Хлопуша. Подхватил он Гришатку на руки. – Головушка моя, рученьки, ноженьки!..

      Гришатка с трудом приоткрыл глаза.

      – Дядя… Афанасий…

      – Я, я! – заревел Хлопуша, и слеза за слезой забили глаза.

      Потащил он Гришатку к свежему воздуху, к выходу.

      – Стой, стой, – прошептал Гришатка.

      Хлопуша остановился.

      – Мортиры.

      – Что – мортиры? – не понял Хлопуша.

      – Тут они, тут.

      – Да ну? – только и молвил Хлопуша.

      Сила к силе

      В тот же день мортиры были извлечены на поверхность.

      – Они,