Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…. Михаил Казовский

почти ни с кем не дружил. Только иногда заходил к Безобразову и выкуривал молча трубочку-другую. Всех увеселений, в том числе спектаклей, проводимых в части, избегал. Но зато не пропускал ни одну службу в церкви. Многие, кто видел его во время молитв, утверждали, что Федотов плакал. По своей погибшей родне? Или же по душам, невинно убиенным в ауле? Кто знает!

      На марше Федотов вскоре приказал:

      – Степка, запевай!

      Лихой казачок из сопровождения, славившийся своим голосом, звонко затянул:

      Пыль клубится по дороге

      Тонкой длинной полосой,

      Из Червленой по тревоге

      Скачет полк наш Гребенской.

      Скачет, мчится, словно буря,

      К Гудермесу поскакал,

      Где Гази-мулла с ордою

      Нас коварно поджидал.

      Далее в песне говорилось об одной из схваток пятилетней давности: 500 казаков попали в засаду и потеряли 155 человек, но русские отбили атаку и рассеяли тысячное войско первого имама Дагестана и Чечни Гази Магомета. Заканчивалась песня куплетом:

      Полк примчался к переправе,

      Что за Тереком была.

      Там кричали нам солдаты:

      «Честь и слава вам, ура!»

      И вся ремонтерская команда дружно подхватила:

      Там кричали нам солдаты:

      «Честь и слава вам, ура!»

      Настроение сразу поднялось. Пели и другие известные песни: «Генерал Ермолов на Кавказе», «Я вечор, моя мила́я, во гостях был у тебя». Лермонтов с улыбкой подтягивал, радостно ощущая себя частью этого великого братства – воинов России, смелых, ловких, непобедимых. Ради таких мгновений стоило жить. Тут, в долине, верхом, в окружении соратников, с боевыми песнями на устах, жизнь казалась праведной, истинной, наполненной высшим смыслом, а салонные интрижки и любовные страсти выглядели мелкими, ничего не значащими, даже смехотворными.

      На привал остановились возле горной речки Курмухчай. Ели обжигающую язык кашу с бараниной, дули на ложки, сухари размачивали в воде. Сидя рядом с Одоевским, Лермонтов спросил:

      – Хорошо, не правда ли?

      Тот взглянул невесело.

      – Да чего ж хорошего, милостивый государь?

      – Жизнь. Природа. Настроение.

      – Жизнь не может быть хороша в принципе, ибо завершается смертью. Да, Кавказ красив, но природа России мне милее. А настроение скверное от плохих предчувствий. Так что ваши восторги, сударь, разделяю с трудом.

      – Вы ужасный меланхолик.

      – Так от безысходности. Собственной судьбы и судьбы России. Главное – от полнейшей невозможности изменить ни то, ни другое.

      Михаил покачал головой, отрицая.

      – Нет, напрасно, напрасно! Пушкин говорил: «Не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремленье». А капля камень точит!

      – Камень оказался слишком крепок.

      – Но зато капель много!

      К вечеру добрались до города Шеки, одного из древнейших на Кавказе. Комендант определил всех на постой в нижний караван-сарай: