Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…. Михаил Казовский

не рассказывай никому, что видел, как я иду на прогулку.

      Сторож обиделся.

      – Вай, зачем платить? Илико и так может молчать.

      – Нет, держи, это тебе подарок.

      – А, подарок – совсем другое. Мадлоба! Спаси Бог! – Он наклонился к уху Михаила и прошептал: – Барышня видел. Тоже на прогулку. – И понимающе закивал, хитро улыбаясь.

      Вот мерзавец! Все знает! Дать бы в рожу тебе, Илико! Как не везет. Но теперь поздно отступать.

      Значит, она пришла? Незадача: отказать в письме было гораздо проще. А теперь придется искать новые слова. Да еще под гипнотическим взглядом. Сможет ли он уйти от ее чернокнижных чар?

      Подходя к беседке, издали увидел белую шляпку. Девушка сидела, понурившись. Михаил взошел на ступеньку.

      – Здравствуйте, Майко.

      Какая она бледная нынче! Синяки под глазами. Взор какой-то туманный. Ссохшиеся губы.

      – Здравствуйте, Мишель. – Покашляв, она проглотила комок. – Хорошо, что вы пришли. Я посмотрела, а записки нет, и вас нет. Очень огорчилась.

      Он взял ее ладонь и поцеловал. Мягко прижал к щеке.

      – Пальчики холодные. На дворе такая теплынь!

      – А мне зябко. Видимо, вчера ночью простудилась.

      – Бросьте, это нервное.

      – Может быть, и нервное. После нашей встречи я не сомкнула глаз. Думаю и думаю. И не знаю, на что решиться. – На глазах у нее выступили слезы. – Я люблю вас… это так… и не перестану любить никогда… вы – мой идеал – умного, талантливого мужчины. Подождите, не перебивайте, у меня и так путаются мысли. Но любить – одно – каждый волен и вправе. А идти под венец – совершенно другое. Столько жизненных обстоятельств! Не уверена, что смогу их преодолеть.

      Неожиданно для себя он сказал с горячностью:

      – Не следует решать столь поспешно. Оба мы взволнованны и не мыслим трезво. Надо остудить разум. Время подскажет.

      Встрепенувшись, девушка спросила:

      – Что вы предлагаете?

      – Нынче я уеду из Цинандали. Вскоре должен прийти указ императора о моем переводе в Петербург. Я поеду через Тифлис. Было бы чудесно, если бы к тому времени – скажем, через две-три недели – вы тоже оказались в Тифлисе. Мы увидимся и тогда объяснимся окончательно.

      В глазах ее вспыхнула надежда.

      – Я согласна! – Она взяла его за руку. – О, Мишель! Вы такой чудесный!

      Лермонтов иронически улыбнулся.

      – Вы меня не знаете. Я бываю гадок, сам себе противен.

      – Все мы не без греха. Надо видеть главное, не замечая мелочей.

      Он привлек ее к себе, заглянул в глаза. Брови были густые, почти сросшиеся на переносице.

      Михаил дотронулся губами до мягких губ, снова ощутил знакомый запах миндаля. И поцеловал уже крепко, плотоядно.

      Вырвавшись, она поправила волосы под шляпкой. Покачала головой, но не проронила ни слова. А затем чуть ли не бегом покинула беседку.

      – Подождите, Майко! – крикнул вслед Михаил. – Я могу надеяться на встречу в Тифлисе?

      Ответа он