Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…. Михаил Казовский

семейство уже располагалось за столом, Майко и Давида не было. Михаил сел на свое место.

      – А где мой альбом? – обратилась к нему Като.

      – Ой, забыл наверху! Я стихи вписал.

      – Сгораю от нетерпения. Можно послать слугу.

      – Да к чему такая поспешность? Принесу альбом сразу после десерта. Вы уж простите: нынче вдохновения не было и писалось вяло.

      – Отчего же не было? Утомились прогулкой?

      – Нет, прогулка мне понравилась. Здесь у вас такие красоты! Грех не любоваться.

      Во время еды обменивались ничего не значащими репликами. Лермонтов размышлял: как Майко дойдет до беседки, если не вышла к обеду? Кто-нибудь увидит и сразу что-то заподозрит. Лучше ему не ходить вовсе. Впрочем, не ходить невозможно! Этим вечером он, должно быть, уже уедет. Чавчавадзе – милые люди, но пора и честь знать. «Маскерад» прочитан, местное вино по достоинству оценено, задерживаться нет резонов. А Майко оставить записку. Положить в беседке под камушек, как договорились. Он уедет – она прочтет. Гипнотический сон прошел. И жениться не нужно. Глупость какая – жениться! Как такое в голову могло прийти? Явно – гипнотическое внушение.

      Он повеселел. Так всегда у него было: неопределенность терзает, трудно сделать выбор и на что-то решиться – и вдруг решение найдено. Сразу падает гора с плеч, сразу – облегчение, мир, покой в душе и хорошее настроение. Не доев десерт, сбегал в свою комнату и принес альбом. Прочитал стихи. После слов: «Так на шею бы тебе я кинулся» – осторожно добавил: – Ну, конечно, по-дружески.

      Завизжав от восторга, Като воскликнула:

      – Какая прелесть! – И сама кинулась, обняла за шею. Потом заметила: – Я, конечно, тоже по-дружески, правда?

      Все засмеялись.

      Князь сказал:

      – Мы с моим покойным зятем Александром Сергеевичем Грибоедовым, породнившись, объединили наши коллекции оружия. Хочу, Михаил Юрьевич, сделать вам подарок. Окажите честь, осмотрите коллекцию и возьмите на память любую вещь.

      Лермонтов слегка растерялся.

      – Я не смею, Александр Гарсеванович. То есть коллекцию осмотрю с удовольствием, но коллекционное оружие взять не смогу.

      – Нет уж, сделайте одолжение, Михаил Юрьевич. Вы своим отказом меня обидите. На Кавказе не принято отказываться от подарка.

      – Ох уж эти кавказские порядки! Право, мне неловко.

      Нина пришла на помощь.

      – Русские любят, чтобы им дарили сюрпризом. Надо пойти навстречу, папа́. После осмотра коллекции мы вдвоем посоветуемся и решим, что преподнести гостю.

      Глядя на любимую дочку, старший Чавчавадзе кивнул.

      – Хорошо, пусть так, я не возражаю.

      Закончив обед, мужчины перешли в библиотеку, где на стенах висели сабли, кинжалы, пистолеты и старинные ружья. Большинство – с дорогим чернением, кованные серебром и золотом, на многих – драгоценные камни. У Лермонтова загорелись глаза, он стоял совершенно завороженный.

      – А? Что скажете, Михаил Юрьевич?

      – Настоящие сокровища, Александр Гарсеванович.

      Князь, как умелый гид, подробно рассказал почти о каждом из экспонатов – где, когда, кем добыт или куплен.

      – А вот эти мне достались от Грибоедова, – продолжил хозяин. –