Бросок тигра. Артем Приморский

ежеминутно.

      – Ежесекундно,– поправил Штайберг.– В основном все сводилось к вашей матери и некой Мари.

      – Меня гораздо сильнее волнует мать.

      – Знаю. Честно – мы ездили по адресу, который нам удалось вычленить из бессвязного потока вашего бреда, но там ее нет.

      – Как нет?

      Штайберг неловко помялся прежде, чем заявить:

      – Домовладелец сказал, что она умерла. Ее увезли. Он не знает, куда.

      – Ясно…– парень закрыл глаза, сжался в комочек.

      Прощай, папаша; прощай мать. Прощай дядя, и будь ты проклят, что заманил в эту проклятую страну. Слез нет. Все в порядке, если не считать сердце, сочащее из сотен мелких рубцов кровавыми капельками.

      – Мне очень жаль…– начал Штайберг. Как бы он не пытался придать своему голосу жалость, у него получалось плохо.– Может, Мари…

      – Бредовая фантазия… не более…– парень распахнул глаза и попробовал подняться. В голове так закружило, что он с оханьем откинулся обратно на кровать.

      – Осторожнее! Вы еще не окрепли…– запоздало напомнил доктор. Карина, наблюдая за неуклюжей сценой объяснений, залопотала что-то на неизвестном языке. Штайберг повернулся к ней, ответил короткими звуками, и обратился к парню:

      – Эрик, мы вытащили вас…

      «Кто такой Эрик?»– парень с недоумением посмотрел на доктора. Тот воспринял по-своему:

      – Не бойтесь, мы не требуем. Вы пока отдыхайте, поправляйтесь. Насколько я понимаю, вам теперь некуда идти; и работы у вас нет. Мы поможем и с тем, и с другим. Позволите посмотреть градусник?

      Эрик молча протягивает теплую стекляшку. Штайберг, слегка щурясь, изучает ее, потом довольно кивает:

      – Тридцать семь с половиной. Спадает. Так что скажите?

      – Вы правы – идти мне некуда.

      Карина, не спускавшая глаз с его полуголого, худого тела, снова обращается к мужчине на неизвестном языке. Он отвечает – резко, строго; но женщина презрительно улыбается и добавляет что-то, отчего у Штайберга грозно сходятся брови.

      – Даже не думай об этом!– сурово говорит он на французском. Карина снисходительно улыбается. Кивнув парню, она разворачивается и уходит.

      – Мы найдем вам работу, Эрик,– усталым голосом говорит доктор.– Поверьте, вам не придется ни о чем… переживать. А пока отдыхайте.

      7

      Отдых Эрика был нарушен тем же вечером. Когда за окном сгустились сумерки, в палату, с зажженной керосиновой лампой, вошла Карина. Эрик против воли натянул одеяло до самого подбородка. Женщина слегка насмешливо хмыкнула – «По-твоему, я ничего такого не видела?»

      – Comment vas-tu, Eric? Je t’ai trouve sur le trottoir7,– Карина принесла с собой довольно ветхий стул, чинно уселась в изножье кровати. Ладони легли на колени, спина выпрямилась – из-за этого Эрику казалось, что женщина смотрит на него горделиво, свысока. Но в ее взгляде не было надменности или превосходства. Наоборот – полная открытость, готовность прийти на помощь, подсказать или еще чем-либо помочь.

      – Sentiment inhabituel, hein? Je parle du vide… Tout est detruit; pas meme des ruines. II n’y a rien a pleurer…8

      – Je…

7

– Как поживаешь, Эрик? Это я нашла тебя на тротуаре (фр.)

8

– Необычное чувство, да? Я про опустошенность… Все разрушено, не осталось даже руин. Нечего оплакивать… (фр.)