Писец. История одного туриста. Платон Абсурдин

встал на свои ноги, а я на ноги Сэндлера.

      Я был на взводе – измена жены ростовщика, валяние в дерьме, потерянный ключ, аббат-вымогатель – всё это действовало самым раздражающим образом.

      Я был готовым двинуть мерзавцу в сутане в его морду – мне было не до светских условностей, знаете ли, и гость как-будто это почувствовал.

      – Хорошо. Я зайду завтра, – сказал аббат. – Но завтра – крайний срок!

      – Да пошёл ты…! – вырвалось у меня.

      И он пошёл.

      А я подумал, что, возможно, не стоило быть таким резким с аббатом, которого едва знаешь. Тем более, что он представлял какую-то важную и тайную организацию, а Сэндлер был простым ростовщиком с полным сундуком денег, да к тому же евреем.

      05

      Вскоре вернулась миссис Сэндлер, и в отличие от меня, она пребывала в отличном настроении.

      – Скоро вернутся дети – будем ужинать, – сказала она.

      Я захотел успокоиться и поговорить с ней после ужина.

      Но разговора у нас не получилось – в самый разгар нашей нехитрой трапезы, где-то посередине, в дверь постучали, а скорее, заколотили. Заколотилось и моё сердце.

      Жена Сэндлера взяла и открыла дверь.

      В дом вошли двое солдат в металлических шлемах во главе с командиром, который отличался от подчинённых широкополой шляпой с большим синим пером.

      – Джон Сэндлер? – спросил военный человек.

      Мне хотелось сказать правду и ответить «нет», но я почему-то выдавил «да». А может, это сам Сэндлер прохрипел?

      – Именем нашего короля Карла Второго, Вы арестованы!

      Я не успел возразить – меня выдернули из-за стола и потащили к двери. Я глянул на жену Сэндлера – она молчала, на меня не смотрела и вытирала грязной тряпкой чистый стол.

      Мы ехали в чудесной тюремной карете красного цвета с решётками на окнах и жёсткими сидениями, на которых можно было прочувствовать каждый дорожный скрупул.

      Я поинтересовался у начальника моей стражи куда меня везут, а тот усмехнулся.

      – В Ньюгейт. Куда ещё вас возить, предателей Родины?! – сказал он.

      Меня привезли в мрачную тюрьму с оранжевыми стенами и голубыми решётками, обыскали, сняли ремень, опустошили карманы – вытащили все деньги, но я не расстроился.

      Потом мне выделили отдельную камеру – она была небольшого размера, но для Сэндлера – в самый раз.

      Лунный свет, который поступал-таки через окно, позволял различать предметы, но само окно было таким мелким, что в него не пролез бы даже ребёнок.

      Под окном из гнилых досок кое-как была собрана кровать, в которой нельзя было вытянуться даже маломерному Сэндлеру – ноги свешивались к каменному полу.

      Солому на кровати, по-видимому, не меняли – она была смята до досок и воняла дерьмом. А рядом с кроватью стоял старый стол, на котором каждый сиделец считал своим долгом нацарапать своё доброе имя.

      В углу у двери находилось ведро, куда заключённый мог справить нужду. Оно было ещё новым, но уже протекало.

      Всю ночь я пролежал на кровати и думал, потому что спать, как вы, наверное, понимаете, не хотелось. Ведь ещё час назад я считал себя богатым