Встретимся завтра. Владимир Мавродиев

для нас, дедов, оздоровление. А то побежим сразу. Это я после инфаркта разбегался долго, а ты здоровый лоб. Помнишь, в горсаду после войны ты эти… рога бычьи сломал? А пианино, помнишь, как тащили в квартиру нашу? Ты нижний торец один держал. Амбал ты, Иван Поддубный. Тебе марафон бегать надо, а ты на набережной полчаса прибором потрясти боишься…»

      Вот такой краснощёкий разговор был теперь у недавнего инфарктника бледного.

      – Рыба! Мослы на стол… – дед Волков засмеялся, щёки его запрыгали чуть не выше ушей. – Двадцать восемь – списали… Ну что, контровую бахнем?

      – А ну её к черту, – Степан Степаныч встал, – одиннадцатый час. Пойдём, Михаил, на воздух.

      Двор шумел ещё не осыпавшимися вязами. Тёмные лужи вздрагивали, как бы покалывая округу холодным металлическим блеском. После доминошной духоты хотелось вдохнуть на полную. Так во сне иногда – снится, что тонешь, на дно тебя тянет, проснешься в поту, а на голове одеяло. Скинешь его и дышишь, дышишь. Вот и сейчас так.

      Степан Степаныч вздохнул, ощущая в боку привычные иголочки. «Иван Поддубный»… Это когда пианино-то тащили? Двадцать лет назад… Смешно не смешно, может, и побегать иногда с Мишкой вместо посиделок этих?.. Забыл и рыбалку. Рыбу-то перевели, да не в ней дело теперь. Выбраться хоть иногда из города на вольный ветерок…»

      – Я, Михаил, эта… с пенсии тренировочный куплю и тапки… Покажешь маршрут. Только пораньше, с шести, не спите вы?.. Ну, договорились. А чё? Гололёд скоро, самое время нам бегать, песочком улицу посыпать, всё людям польза… – пошутил Степан Степаныч и, попрощавшись с соседом на первом этаже, полез на свою верхотуру.

      С тех пор пару раз в неделю бегали они по набережной, а если погода грязная да скользкая, то просто ходили побыстрей, разговаривали. Курево, на друга глядя, тоже забросил, и, к удивлению, легко. Недельку покашлял, поплевался, семечки погрыз, мундштук пососал, коль совсем невмоготу. И отвалила от него однажды баржа эта дымная, на радость Мишке и его журнально-оздоровительным теориям.

      …Стоя на пятом этаже у квартиры дворничихи, Степан Степаныч в который уж раз нажимал на кнопку звонка, но никто не открывал. Потоптавшись, пошёл вниз, сел на лавку у подъезда, решил подождать Марию или сына её, Юрку.

* * *

      Мария впервые появилась в их дворе в середине пятидесятых, приехав откуда-то с верхов, с Севера. Тогда многих гнал из деревни трудный и нежирный кусок, а баб так ещё и поиск возможных сказочных городских женихов. Спрос на нянек и домработниц в обеспеченных семьях был постоянным и даже модным, в особенности на деревенских. Считали их, видно, скромными, работящими и менее требовательными: города, мол, в глаза не видали, и за то спасибо скажут, что приютит кто, одёжку со своего плеча подбросит, кормить с общего стола будет, денег маленько вдобавок – чего ж желать ещё, бездомным-то? На завод всегда успеется…

      Но Мария мало походила на этаких скромниц. Высокая, полногрудая, какая-то вся спелая невесть с каких харчей, с белым чистым волосом – платок цветастый всегда на плечах, а не на голове –