Встретимся завтра. Владимир Мавродиев

день есть её не будешь, а иногда и надо. Моя прошлый год принесла из магазина с кило, так я ее и к плите не пустил, сам крутился. Михал Денисыча с Аней потом позвал отведать. Горячую уху – боже упаси, чуть тёплую, весь смак поймёшь. Укропчик помять, перец тоже, катышками который, порошок – он только горечь дает, а духа нету никакого. Но и эта хороша, налей, Маруся, ещё половничек.

      Вот вроде ничего особенного нет у Марии в квартире, а любо глянуть. На стенках по-деревенски портреты, карточки, кровать – белая, как невеста, диванчик Юркин, книжек две полки, телевизор большой. На кухне не то что таракана – мухи не увидишь, и это летом-то! Чистюля. И ложку к ухе дала не абы какую, а деревянную, с цветочками. Хорошо у Марии…

      Юрка, долговязый, белобрысый в мать, с карими от отца глазами, чубастый и длиннорукий, не успев скинуть сандалеты, закричал:

      – Здрасьте, дядь Стёп! Ма, порубать сделала? Я на минутку, Лёшкин отец мотор купил новый, «Москву», щас ставить поедем.

      – Без тебя не поставят, опять на Волгу, гляди рыбу не бери ни у кого, она, может, травлёная какая. Да не торопись ты, ешь спокойно. Вот Степан Степаныч в гости зашёл в коем разе, поговорили бы, посидели.

      Юрка уже почувствовал, что Степан Степаныч зашёл неспроста и приготовился к нравоучениям.

      – Я вот что, Юрий, – начал Степан Степаныч, – ушицы поел, вспомнил, как рыбалили раньше. Может, махнём в субботу за Волгу, на озёра, там в одном месте, думаю, ещё лини должны быть. Можно и на лодке, старенькая она, но за раз не потонет. В затоне оставим её – кто возьмёт? Михал Денисыч в отпуске, так я подумал: может, Юрий согласится? Снасти у меня все есть, червей во дворе под вишнями нароем, я глядел, полно их там. Ну что, махнём?

      – В субботу? Вроде можно, – Юрка размышлял: с чего это его стали звать Юрием и зачем вдруг рыбалка? Странные они, старички. То бегунами заделались, то рыбалка вдруг.

      Степан Степаныч сказал, что зайдёт еще раз в пятницу переговорить окончательно и, поблагодарив за уху, пошёл к двери.

* * *

      – Э-ге-ге-й!.. Юр-а-а!.. – кричит с другого берега ерика Степан Степаныч, но Юрке вставать неохота. В палатке тихо, темно, старый тулуп Степана Степаныча греет, как печка. В головах у Юрки свитер, сложенный подушечкой. Когда вечером ставили палатку, то под днище сена подложили, конец августа всё-таки, земля потяжелей стала, похолодней. А на сене, как, на перине, тепло и мягко. Потому и вставать не хочется.

      Юрка потянулся, перевернулся на другой бок и наверняка опять заснул бы, но вскоре снаружи зашуршала трава и в палатку просунулась голова Степана Степаныча.

      – Угрелся, рыбачок? Вставай, вставай, пойдём, щас самый линь, мужик на том берегу уж двух вытянул, ей-богу, в траве лежат, здоровые, как поросята. Пойдём, пойдём, посидим, рачницы потом, с солнцем, проверим.

      Юрка откинул тулуп, нашарил кеды и выскочил из палатки.

      Синий утренний холодок мигом обволок его, полез под рубаху, потёк по спине, защекотал пальцы ног.

      – Свитер надень, застынешь, и носки, а то и фуфайку набрось, –